Странная смерть Европы. Иммиграция, идентичность, ислам

Мюррей Дуглас

Летом 2016 года, когда сделки с иностранными державами и предупреждения внутри Европы должны были остановить поток людей на эти острова, лодки продолжали прибывать. Но экстренное соглашение, заключенное в марте между ЕС и Турцией, несколько ослабило давление и замедлило поток. В обмен на выплату ЕС турецкому правительству шести миллиардов евро, а также на безвизовый въезд в Европу для многих турок, число мигрантов, прибывающих в Европу, значительно сократилось. В августе число прибывающих на Лесбос мигрантов сократилось до нескольких сотен, а иногда и нескольких десятков в день. В одну из ночей того месяца, когда море было совершенно спокойным, три лодки сумели проплыть через остров: две на север острова и одна до гавани в Митилене. Четвертая была остановлена турецкими военно-морскими силами, которые, по мнению мигрантов и гуманитарных организаций, проявляют безразличие к лодкам, которые,

согласно соглашению между ЕС и Турцией, должны повернуть назад. На самом деле, когда они видят, что мигранты приближаются, они останавливают одни, но пропускают другие.

Второй объект на острове, Кара Тепе, созданный муниципалитетом в 2015 году, предназначен для размещения семей, женщин и детей, но не несовершеннолетних без сопровождения взрослых, которых размещают в домах. Хотя Кара Тепе рассчитан на 1500 мигрантов, в августе 2016 года он был заполнен лишь наполовину. Несмотря на то, что недавний переворот в Турции заставил службы быть начеку, опасаясь возобновления потока мигрантов, начавшегося летом, в этот момент на острове было сравнительно спокойно. На входе в лагерь есть возможности для оказания услуг и заработка. Владельцы лотков установили фургоны с едой и киоски с напитками. Единственным человеком, пытавшимся попасть в лагерь, был молодой человек из Конго, который жил выше по дороге в лагере в Мории, но приехал навестить сестру и ее детей в Кара-Тепе. На улице он пил пиво и курил, пока мы ждали под полуденным солнцем. Он сказал, что оставаться в Конго для него не представляется возможным. У него были связи с политической оппозицией страны, и поэтому находиться там ему больше небезопасно. Он сказал, что имеет университетское образование, работает в психиатрической больнице в Конго, но не может заставить свой телефон работать, чтобы связаться с сестрой в Кара-Тепе. Людей не запирают, но и просто так зайти никто не может.

Внутри лагеря есть все, чем может быть бедное временное убежище, рассчитанное более чем на тысячу человек. Здесь есть жестяные хижины, в которых живут семьи, а также медицинские кабинеты и другие предметы первой необходимости. Здесь оборудовано детское футбольное поле и небольшой амфитеатр, покрытый жестью, где время от времени проходят музыкальные представления, поднимающие настроение заключенных. Для пожилых людей и инвалидов — таких, как древний сириец в традиционной кефии, выглядывающий из своей жестяной хижины, — предусмотрены специальные помещения, включая туалеты, в стороне от большого комплекса, созданного для всех остальных. В этом лагере живут в основном сирийцы — сегодня их около 70 процентов. Следующие по численности группы — афганцы и иракцы. Женщина из Афин, которая управляет лагерем от имени муниципалитета, очень гордится им и тем новаторским отношением, которое, по ее словам, здесь поддерживается. Здесь людей не называют «беженцами» или «иммигрантами», настаивает она: они — «гости». Лагерь прогрессивен и в других отношениях, поэтому сюда с удовольствием пускают журналистов, имеющих необходимые разрешения. Посетителей кормят три раза в день, и, в отличие от других лагерей, включая Морию, их не заставляют стоять в очередях. Еду доставляют к дверям их хижин. Им выдается одежда, в которую они могут переодеться, когда им это необходимо. Семья из Сирии сидит у своей хижины, а молодой человек, почти еще не готовый к бритью, его лицо все еще прыщавое, использует электробритву для удаления щетины, в другой руке у него зеркало. Маленькая девочка двух или трех лет потеряла одну из своих туфель и с трудом пытается надеть ее в пыли. Мы помогаем ей, она встает, бежит дальше и снова падает.

При всех преимуществах пребывания в лагере в Кара-Тепе проблема для «гостей» летом 2016 года заключается в том, что они застряли. После наплыва мигрантов в 2015 году другие страны Европы закрыли свои границы, а значит, нет никакой возможности возобновить прошлогодний поток через Европу. Приезжие не могут даже добраться до Афин, потому что власти понимают, что, создав узкое место на материке, они рискуют создать совершенно новые проблемы. И поэтому там, где раньше они проводили не более 48 часов и где две недели были причиной проблем, некоторые из этих семей находятся здесь уже несколько месяцев. За пределами лагеря, покупая чипсы в соусе, стоят девушка 17 лет и ее семилетняя младшая сестра. Они из Алеппо и находятся здесь уже четыре-пять месяцев. Сейчас у них здесь уроки, и в лагере пытаются обучать другим навыкам, в том числе музыке — даже урокам игры на скрипке. Но они не знают, когда уедут и куда отправятся они или другие посетители.

Понятно, что власти и неправительственные организации, которые помогают управлять лагерями и финансируют их, с опаской относятся к тому,

чтобы позволить «гостям» общаться с журналистами. Многие из них травмированы, и, как и в Лампедузе, никто точно не знает, что делать с мигрантами и какие ограничения — если они вообще существуют — законны или возможны. Но вдоль дороги и на пляже стоит импровизированный набор палаток. На стене шоссе напротив кто-то начертал огромными заглавными буквами «Беженцы! Осудите сделку! Ни один человек не является нелегалом! Приветствуйте беженцев!». Аналогичные надписи нацарапаны на испанском языке. Если бы вы сошли с корабля в этот момент, как некоторые из мигрантов, это были бы первые слова, которые вы увидите в Европе.

Напротив палаток расположилась группа «Без границ». Молодой немец по имени Юстус подходит к нам, закуривая свернутую сигарету. Он из Дрездена, — извиняющимся тоном сообщает он. Две недели назад он и группа его единомышленников — немцев, французов и швейцарцев — открыли социальный центр в ветхом разваливающемся здании на другой стороне дороги. Это был не центр по предоставлению убежища, а дневной центр, куда мигранты могли бы приходить, чтобы избежать утомительного пребывания в лагерях. Но уже через несколько дней банк, которому принадлежало здание, опасаясь, что они организуют нелегальный лагерь, выгнал их. И вот они уже на пляже напротив, с несколькими большими временными палатками, пытаются продолжить движение. Ода, немка лет сорока из Ганновера, плохо переносящая полуденное солнце, объясняет: «Недостаточно просто ходить на демонстрации и скандировать „Нет границам“. Необходимо еще и что-то делать».

Именно здесь эта группа, состоящая в основном из немцев, пытается внести свой вклад в дело помощи. Это ветхое, не имеющее достаточного финансирования и немного нездоровое место. Семья, которая беспечно проходит мимо всех знаков беженцев и каждый день приходит в этот лагерь, чтобы угоститься чаем, оказывается местной цыганской семьей, которая уже живет на Лесбосе. Ода показывает фотографии здания, которое им только что пришлось покинуть. В главных комнатах того, что было их социальным центром, стены побелены и увешаны яркими игрушками. На стенах синим и красным цветом были написаны правила центра. Они гласили: «Никакого расизма. Никакого насилия. Никакого сексизма. Никакой гомофобии».

Ода и ее коллеги говорят, что пятьдесят или около того человек в день, которые сейчас приходят в палатки группы, на самом деле хотят не чая, воды или каких-то трех-шестисот порций еды в день, которые они раздают в дополнение к пище, получаемой людьми в основных лагерях. По их словам, афганцы, пакистанцы, марокканцы, эритрейцы — смешанная группа — хотят, чтобы люди уважали их. Недавно они встретили христианина из Пакистана, вся семья которого была убита талибами. На вопрос, чего он хочет сейчас больше всего, он ответил: «Улыбки».

Но немецкая «Группа без границ» не везде встречает радушный прием. Помимо проблем с бывшим хозяином и властями острова, некоторые местные жители с подозрением относятся к их присутствию. И не только потому, что, по их мнению, присутствие группы говорит о том, что греки не могут справиться с ситуацией. Один из местных жителей говорит, что группа — «плохие люди. Они политические активисты». Но другие местные жители помогают им. Некоторые даже оказывают дополнительную помощь. Местный торговец овощами дает им бесплатные продукты. И, по крайней мере, здесь, в отличие от Мории, людям не приходится стоять в 200-метровых очередях за едой. Жалобы на нехватку продовольствия, пищевые отравления и другие убогие условия в лагере Мория дают понять, почему власти отказываются посещать этот объект. Три 16-летних афганца объясняют, что им даже не разрешают фотографировать в лагере «Мория», где в настоящее время находятся 3000 человек. Ближайшее место, куда может попасть немигрант, — это ворота, но даже снаружи ясно, что это совсем не то, что Кара-Тепе.

Бывший армейский лагерь Мории теперь имеет три или четыре различных участка колючей проволоки с каждой стороны. Его нынешние обитатели — выходцы со всего Ближнего Востока, Африки и Азии. Большинство из них — выходцы из Сирии, Ирака, Африки и Афганистана, но есть и мигранты из Бангладеш, Мьянмы и Непала. Молодой эритреец объясняет свой путь в Судан, откуда он перелетел на самолете в Ирак, добрался до Турции, а оттуда — до пляжа на Лесбосе, на котором мы в итоге и сидим. Афганцы, напротив, добирались до Турции через Иран, а иногда и через Пакистан. Все они говорят, что в наши дни не встречаются с контрабандистами, которым они платят за перевозку их сюда. Все делается по телефону, а инструкции даются на каждом шагу. Девятилетний афганский мальчик с отцом объясняет свой маршрут. Он находится в Европе уже два месяца. Отец подает знак, что хотел бы поговорить наедине.