Странники между мирами
Шрифт:
— Ну, я понимаю, почему она это сделала! Боится, что ты сбежишь, не так ли? У нее есть все основания для беспокойства. Ни один паж долго такого не выдержит.
Старшая не понимала, о чем идет разговор. Она попросту была недовольна, вот и все. Затем выражение ее лица изменилось — она узнала Талиессина. Быстро спустившись с табурета, старшая присела в почтительном поклоне.
— Простите, что не сразу узнала вас, ваше высочество. Вы — редкий гость во дворце вашей матери.
— Снимите цепочку с этой девицы, — приказал принц, не отвечая на приветствие.
— Ваше
— У меня такое странное чувство, будто меня ослушались, — заметил принц, созерцая потолок. — Этот хорошенький искусственный мальчик — моя возлюбленная. Нечего таскать чужие игрушки! Ясно вам? — Он чуть присел и на пружинящих ногах перебежал комнату наискось. Это выглядело жутковато — на мгновение принц превратился в странного зверька, косящего дикими зелеными глазами и вытягивающего губы в трубочку. Затем Талиессин выпрямился и принял небрежную, изысканную позу — истинный придворный.
— Я развратник, — сообщил он мастерице. — Отдай мне мальчишку, старая карга! Он — мой.
— Какого мальчишку, ваше высочество? Это — девушка!
— Что? Он ввел вас в заблуждение? — Талиессин обернулся к Эйле. — Как ты мог?
— Простите, — пролепетала Эйле. — Меня переодели, вот и все.
Талиессин увидел, что губы у старшей мастерицы дрожат, в глазах проступают слезы, и остановился.
— Я не хотел огорчить вас, — сказал он совершенно другим тоном. — Все время забываю, что не всякий привычен к моим выходкам. Эта девушка, переодетая неряшливым, но милым мальчиком, — моя любовница, и я хочу, чтобы она ушла со мной.
— Она — собственность дворца, — пробормотала старшая, протирая лицо платком.
— Полагаю, моя мать не станет возражать, — отозвался принц. Он подошел к столу и пошарил среди корзинок и подушек с иголками. — Где у вас ключ?
Старшая молча сняла с пояса ключ и протянула Талиессину. Он отомкнул замок, бросил цепочку на пол и схватил Эйле за талию.
— Ага! — закричал он торжествующе. — Теперь-то ты от меня не уйдешь!
Вместе они бросились бежать, нарочно грохоча обувью и опрокидывая на бегу всю мебель, какая только подворачивалась: тонконогие столики, изящные напольные подсвечники, подставки для статуэток и ваз (вместе со статуэтками и вазами), туалетные и письменные шкафчики, — словом, все, что только можно было уронить. Они наступали на ноги и на шлейфы, сорвали одну или две портьеры, украли пузатый кувшин с вином прямо из-под носа у гвардейцев — и, задыхаясь, выскочили в сад, под защиту раскрашенных колонн портика.
— До чего у них унылый вид! — сказал Талиессин, выхватывая кувшин из рук Эйле и опрокидывая его над своим раскрытым ртом.
Широкая струя вина хлынула и испачкала лицо принца, его волосы и одежду. Эйле отобрала у него кувшин и проделала то же самое. В рот попало совсем немного, но этого оказалось довольно, чтобы оба опьянели окончательно. Отшвырнув кувшин в кусты, они скатились по ступенькам и ринулись в сторону ограды «малого двора».
Талиессин забрался на дерево и помог Эйле вскарабкаться — теперь они сидели рядом на ветке и болтали ногами.
— Ну так что же случилось? — весело спросил
— Он написал записку своему дяде, — сказала Эйле. Она помрачнела, вспомнив о том, кем является этот самый дядя.
Талиессин даже не заметил мимолетного облачка, мелькнувшего в глазах его возлюбленной. Он схватил ее за ворот и дернул:
— Ну, давай сюда эту записку! Давай!
— Нельзя. — Эйле сделала слабую попытку отбиться.
Талиессин дернул сильнее и оторвал ворот, а затем и застежку на груди. Он сунул руку за пазуху девушки и сразу же нашел маленький сосок.
— Ой, — сказала Эйле.
— Мне нравится, как ты говоришь «ой», — объявил Талиессин. — Я всю ночь об этом размышлял и пришел к выводу, что это пикантно. Ни одна из знатных дам, я уверен, так не умеет. Давай еще раз.
— Ой, — повторила Эйле.
— Теперь без души, — огорчился Талиессин и ущипнул ее за другую грудь.
— Ой! — вскрикнула Эйле и чуть не упала с ветки.
— Держу, — сообщил Талиессин.
Затем он вытащил руку и обнаружил, что между пальцами у него зажато письмо.
— Давай вскроем? — предложил он девушке.
— А вдруг это что-то важное? — запротестовала она, но в последний раз.
— Тем более! Я должен быть в курсе всех сплетен, интриг и злодеяний.
Он быстро развернул листок, пробежал его глазами и помрачнел.
— Странно, — пробормотал он.
Эйле тихонько сидела рядом. Талиессин чувствовал прикосновение кругленького плеча, и от этого ему делалось уютно и на удивление покойно. И даже зловещий смысл записки почему-то не вызывал должного волнения.
— Слушай, что он пишет, — начал Талиессин. И чуть подтолкнул ее: — Мальчики вроде тебя должны быть любопытны, порочны и бесстыдны.
— Я ведь не мальчик, — сказала Эйле и покосилась на Талиессина.
Он остался невозмутим.
— Я в этом не уверен... Итак, слушай: «Дорогой дядя, эта девочка, переодетая мальчиком, — моя хорошая подруга. Ее нужно накормить, она голодная...» Ты и вправду голодна?
Девушка кивнула.
— Ну ладно, потерпишь еще немного, — решил Талиессин. — Если после долгой голодовки сразу что-нибудь съесть, то можно умереть от болезни внутренностей — это мне рассказывал мой учитель фехтования... «Возьмите паланкин и НЕМЕДЛЕННО отправляйтесь во дворец! В саду, напротив беседки Роз — это возле ограды, за которой начинается „малый двор“, — лежит труп. Он в кустах, накрыт моим плащом. НЕ ВЫТАСКИВАЙТЕ ИЗ ТЕЛА МОЮ ШПАГУ! Заберите тело и тайно увезите. Подробности лично. Навеки преданный Р.».
Эйле тихонько ахнула.
— Что? — сказал Талиессин. — Тебе об этом что-нибудь известно?
— Он все-таки убил его!
— Кто — кого?
— Господин Эмери — господина Тандернака.
Талиессин подумал немного.
— А ты доверяешь господину Эмери?
Эйле кивнула.
— Ну да, — протянул Талиессин. — Я, пожалуй, тоже... отношусь к нему лучше, чем к прочим. Ради меня он побил одного дурака в трактире — добрая душа. Будем исходить из того, что Эмери — хороший человек.
— Ладно, — прошептала Эйле.