Странники войны
Шрифт:
— Вы довольно точно охарактеризовали себя, - кивнул генерал.
В знак благодарности Хейди поцеловала его в щеку.
— Никогда не пытаюсь изображать скромность там, где нужен напор, — сказала она, уже берясь за дверную ручку. — Вы человек такого же типа. По крайней мере, мне бы хотелось, чтобы такого же. Мы многого должны достигнуть, Андрэ, — улыбнулась Хейди суровой, незнакомой Власову улыбкой. — Нам нельзя ни предавать друг друга, ни просто расставаться.
54
Тайная бериевская «лежка» находилась в одном из безлюдных мрачноватых переулков
Берия умышленно выбрал вечер, когда слегка моросил дождик, что позволило Сталину выйти из машины в плаще, скрывая большую часть лица под серым капюшоном. Предосторожность, правда, могла бы показаться совершенно излишней: старинный двор, под аркой которого остановилась легковушка «отца народов», к тому времени напоминал двор «города мертвых».
— Он здесь, в комнате, — доложил Берия, встретив Сталина в прихожей и помогая ему снять плащ. — Все меры безопасности приняты. Мало ли что ему вздумается.
— О личной безопасности во время беседы с жандармом я позабочусь сам. Есть некоторый опыт. Ты позаботься о том, чтобы поблизости не было лишних глаз и ушей.
— Уже позаботился. Да, еще одно: я специально приказал облачить его в жандармский мундир, занятый нами в театральной костюмерной. Легче будет вспомнить этого типа.
— Не забудьте вернуть его артистам.
Реакция Сталина всегда была непредсказуемой — Берия успел привыкнуть к этому. Если только можно привыкнуть к непредсказуемости тирана, способного одним росчерком пера, жестом, даже молчанием повергнуть в ужас полдержавы.
Тем временем Сталин прошел через длинную комнату, обставленную так, как обычно обставлялись в те времена квартиры старых, «буржуазных» интеллигентов; уселся за приземистый, из черного дерева стол и только тогда взглянул на стоявшего в двух шагах от стола высокого, сутулого, но все еще достаточно широкоплечего жандарма. Бывший подпоручик выглядел довольно молодцевато. Мундир был почти идеально подогнан под его увядающую, но по-прежнему внушительную фигуру. На лице едва вырисовывалась странная улыбка, на которой былое жандармское высокомерие каким-то неестественным образом уживалось с угодничеством лагерной шестерки.
— Позволите сесть, господин-товарищ Джугашвили? — кротко испросил жандарм, мельком взглянув на застывшего у двери Берию.
— Садись, Крот.
— Крот, верно изволили выразиться. Жандармскую кличку признали. Поди ж ты... — вновь, теперь уже победно посмотрел бывший жандармский подпоручик на скромно стоявшего у двери шефа чекистов. — Вы у нас по жандармским донесениям проходили, помнится, под кличкой... — он выдержал паузу и скосил глаза на комиссара внутренних дел. Но поскольку Сталин промедлил с реакцией, все же решился: — ...под кличкой Рябой.
— Займись охраной, Лаврентий, — осипшим голосом прошипел Коба. — Мы должны быть одни.
— Понял, товарищ Сталин, — медленно, переваливаясь с боку на бок, Берия направился к двери.
— Ничего ты пока что не понял, — негромко и незло проворчал вслед ему «отец народов».
Оставшись тет-а-тет, вождь и жандармский подпоручик какое-то время молча смотрели друг на друга. Чем дольше
— В то время я еще был совершенно молодым подпоручиком. Только что произведенным за рвение по службе. Так что...
— Я знаю, кем и каким ты был, — пренебрежительно прервал его Коба. — Что ты хотел сказать мне, подпоручик?
— Мы встречались в Вологде. Думаю, вас не оскорбило, что я упомянул ту кличку — Рябой — под которой вы проходили по ведомству Охранного отделения Департамента царской полиции, где получали ежемесячное денежное вознаграждение?
— Нэ аскарбыла.
— Похвально, весьма похвально.
Закуривая трубку, Сталин скосил глаза на дверь. Ему не хотелось, чтобы то, о чем говорил бывший жандарм, слышал еще кто-либо, пусть даже преданный ему Лаврентий Павлович.
— Ты пришел шантажировать меня?
— Кто решится? Самого вождя. Да и как можно шантажировать с петлей на шее?
— Можно и с петлей, — резко возразил Сталин, зло обсасывая мундштук трубки. — Некоторые умудряются.
— Я же всего лишь молю о спасении.
— Всего лишь!
— Господин Джугашвили, я понимаю всю историческую нелепость нашей встречи. Исходя из вашей революционной теории, жандармский подпоручик Рогачев давным-давно должен был сгинуть. Но этого не произошло, вот он я. Это чудо, что мне удалось пробиться к вам.
— Неужели всерьез веришь, что решусь спасти человека, помнящего мою агентурную кличку? — вполголоса спросил Сталин, и Кроту показалось, что вождь все же опасается подслушивания или тайной записи разговора.
«Неужели даже “обер-жандарму” своему не доверяет? — удивился он. — Плохи тогда его дела. Впрочем, во времена царя обер-жандармы тоже не из ангелов происходили».
— Честно говоря, почти не верю. Но это мой последний шанс. Не простил бы себе, если бы не использовал его.
— Я действительно был уверен, что ты давно сгинул. Как сотни других жандармов.
— Мне было проще, вы — всегда на виду.
— На должность свою проник просто так, ради выживания? Или же получил задание?
— Сначала, как водится, по заданию. Затем только выживал. Но выживал не только я. Случилось то, о чем я предупреждал всех тех «якобы большевиков», которые на самом деле являлись агентами охранки: разрушение устоявшегося в России строя и захват власти голытьбой приведет страну к погибели. На голой демагогии можно год продержаться, ну, от силы, три. Через десятилетия на демагогии в светлое будущее не прорвешься. Это исключено. А как они умело замарывали мозги своими демагогическими рассуждениями, вы это прекрасно знаете еще по тем временам, когда «опекали» социал-демократа Курнатовского. [30]
30
Согласно сохранившимся документам охранки, завербованный летом 1899 г. жандармами агент Сосо Джугашвили (Сталин) был заслан затем в группу революционеров-подпольщиков, возглавляемую соратником Ленина неким Курнатовским. Как и следовало ожидать, очень скоро вся группа, кроме самого Сосо Джугашвили, оказалась за решеткой.