Странные люди
Шрифт:
– Если у тебя получится – это будет отлично, - выдохнул он.
– Не скажу, что мне прям верится, но… Мы же нифига не знаем о смерти по сути? Как тут можно спорить? Да?
– Да…
В корпусе было прохладно ровно настолько, чтобы желание лежать прижавшись к чужому теплому телу крепло даже после секундной разлуки. Волосы Спящей путались в пальцах Пакости, опутывали разорванный ремешок старых часов, щекотали его кожу в то время, когда он крепко прижимал ее к себе. Запахи путались. Дыхание и стук сердца делились на двоих. В корпусе было слишком прохладно, чтобы отстраняться.
Слепящий белый песок пляжа стелился под ее ногами словно девственный снег, лазурные волны расшитые кружевами Пены размеренно накатывались на берег, обдавая ее горько-солеными каплями. Слева от нее грели блестящие бока причудливой формы валуны, а длинные обманчиво-тонкие пальмы устало тянулись к воде. Спящая медленно склонилась и зачерпнула руками живую прохладную лазурь Индийского океана прежде чем снова вернуться в такое тяжелое и такое слабое тело. Может, это было просто случайностью, но вернуться в него в этот раз вышло намного легче. Тепло солнца сменилось теплом пахнущих табаком рук.
– Это похоже на глубокий сон, - хрипловато шепнул ей Пакость, стоило ей открыть глаза.
– Именно на сон, а не на смерть. Ты где была?
– На Сейшелах, - улыбнулась она, почему-то чувствуя смущение за такой простой выбор. Мягкие ладони погладили колючую от щетины щеку.
– У меня руки должны быть влажными от океанской воды. Чувствуешь?
Пакость растерянно потер ту самую щеку.
– Не уверен, - усмехнулся он.
– Но – верю.
Глава 57
Загадки и отгадки
«А разве на друзей охотятся?»
Кит все чаще не мог понять, спит он или нет. Он закрывал и открывал глаза, а вокруг была все та же ночь, и в ушах играли заезженные надоевшие, знакомые до последней ноты песни. Его колени были укрыты одеялом. Спину холодила подушка, которая никак не желала согреваться. Мобильный на тумбочке отмерял время, то застывая на одних и тех же цифрах, то пропуская целые часы. Иногда из темноты ему являлись образы – силуэты зданий, людей или животных, незнакомые звуки и запахи появлялись из ниоткуда и упархивали мотыльками, потревоженные движением ресниц.
Ночные посиделки в «Еце» становились все более странными, но все меньше его удивляли. Кит не просто привык к таким непонятным ночам, он полюбил их и принял их как норму. Это были его ночи. Только его и ничьи больше. Странноватый пугающий старый дневной «Ец» с приходом темноты превращался в другой, совершенно незнакомый, но близкий по духу. И Кит любил его намного больше, чем тот, который предпочитали другие. И ни Тук-тук-тук, ни Темнота с Тишиной не могли это перебить.
Тонких улиц иглу
Пальцами переломлю…
Наушники медленно сдавали, хрипели при каждом неосторожном движении, искажая мелодию и слова. Кит открыл глаза в который раз и увидел лишь черноту и слабо
Шумят зеленые тополиные листья, потревоженные ветром. Нет. Это дождь лупит по ним. Играет тысячами мокрых маленьких пальцев по плоским сердцевидным клавишам. Шум громче и громче. Потоки воды по стеклу. Сухие женские руки в старческих пятнах. Пластмассовые темные глаза игрушки, в которых отражается хмурое небо. Дождь сменяется шумом листвы. Кряхтящий автобус, а за окном сосны и летнее яркое небо. Снова пластмассовые застывшие мертвые глаза. И тихий, на грани слышимости, но берущий за душу тоскливый вой…
Кит вздрогнул и открыл глаза.
Будто я египтянин… - ворвалось в его сознание оглушительное. Реальность приняла его зазубренным, напечатанным на подкорке припевом известной песни.
И со мною и солнце, и зной.
И царапает небо когтями…
Ночь касалась Кита холодными пальцами, гладила его плечи и отгоняла обрывки странного сна. А может, все это было просто игрой его воображения и именно сейчас он тонул во сне. Уже прошел тот отрезок ночи, когда сознание его было ясным, и теперь бессонница туманила голову, путая его еще сильнее.
Кит снова закрыл глаза, совершая прыжок наугад то ли в сон, то и в явь.
Красное яблоко с блестящими боками медленно катилось по столу, словно его толкала невидимая рука. Желтые тонкие прутья молодой ивы с серебристыми рыбками-лепестками гладили свежепокрашенную кованную ограду. Аккуратное маленькое надгробие притягивало взгляд. Он неожиданно очень четко увидел фото и не мог не узнать запечатленную на нем. Черные жуки цифр бросились ему в глаза и клеймом отпечатались в памяти, прежде чем он вырвался из липких и холодных лап своего ночного Призрака. Это было тем, чего он не хотел знать.
Реальность встретила его новой знакомой песней. Ночь свернулась рядом с ним огромным черным котом. Кит резким движением вырвал из ушей наушники, отгоняя остатки дурного сна. Зубы его предательски стучали.
Призрак, приносящий нежеланные знания, медленно удалялся, но следы его холодных рук еще жгли кожу. Очень давно он не приносил ему такие видения. Настолько давно, что Кит успел расслабиться, насколько умел это делать. Повторяющаяся вновь и вновь авария – это одно, и совсем другое – могила небезразличного тебе человека с четкими хладнокровными цифрами. Небезразличного, хотя вовсе не в том смысле, как могло показаться со стороны.
– Иди ты знаешь куда? – сипло пробормотал в темноту Кит, ногами разрушая одеяльный сугроб.
– Сколько можно мне жизнь портить…
Раздраженно влезая в джинсы, он вынужден был признаться себе, что его способность, хоть и по-прежнему была ему не по душе, но значительно усилилась. Четкая смена кадров запоминалась сразу и не стиралась из памяти через минуту, оставляя только неприятный осадок на душе.
– Словно за этим я сюда ехал… - проворчал Кит, обращаясь только к самому себе.
– Спасибо, не надо. Я избавиться от нее хотел.