Странные люди
Шрифт:
Немо морщилась от боли, закатывая штанины, но доказывала, что с ней все хорошо. На этом моменте Шестой тихо удрал осмысливать увиденное. Местный задира оказался очень опасным субъектом, силу которого он не воспринял всерьез. Чего можно ждать от человека, который просто в плохом настроенье может так покалечить друзей?
У него было ощущение, словно он вызвал противника на поединок и уже на поле битвы осознал, что его клинок на фоне оружия врага смотрится, как зубочистка. Захотелось бросить все и вернуться обратно в свой реальный скучный мир, где пусть и не принимают тебя полностью, зато такие вот способности не держат на виду и не используют открыто.
Наверное, он очень разнервничался, потому как по дороге к корпусу Шестой неожиданно услышал голос Спящей.
– Куда ж я попала?
–
Он постоял немного, прислушиваясь, и продолжил путь, размышляя о чужих умениях. В обществе несуществующего призрака было как-то уютней.
Глава 39
Пленница
«А ты еще споешь?»
Переливающееся небо потускнело и напиталось синими чернилами, предвещая приближающуюся ночь. Слезы успели кончиться, а щеки высохнуть. Спящая сидела в темноте на подоконнике комнаты, в которую переместилась, укутавшись в одеяло, и смотрела на незнакомый пугающий и волшебный «Ец». Невозможно длинный день перетек в безрадостный вечер, но она не ощущала ни страха, ни отчаяния, а только гнетущую усталость. Спящая успела перепугаться, проникнуться исследовательским любопытством, обрадоваться, разочароваться, снова перепугаться, успокоиться, пережить несколько десятков безуспешных попыток переместиться, впасть в отчаянье, найти в себе силы на новые попытки, успокоиться и впасть в состояние абсолютной апатии.
В этом «Еце» все корпуса были открыты, все кровати застелены, в чистом зале столовой стояли столы, а на кухне блестели совершенно новые кастрюли и плиты, но при этом здесь совершенно не было людей. Ни детей, ни вожатых, ни воспитателей, ни даже сторожа. Никого. Первое время вид покрашенных качелей и новеньких зданий радовал глаз, потом постепенно начал настораживать, и только через несколько часов Спящая поняла причину. В этом лагере не просто не было людей, их никогда здесь не было. Все вокруг было слишком гладким, ровным и абсолютно новым. Корпуса как будто выросли из земли с мебелью внутри – никаких зазоров, щербинок, неровных плиток и торчащих гвоздей. Не было написанных краской или фломастером инвентарных номеров, не было штампов на постелях и даже испачканных краской газет. В административном корпусе стояли пустые столы и стулья, на которых никто никогда не сидел, а пустые шкафы зияли разинутыми пастями. Весь лагерь был как пряничный домик из известной немецкой сказки, кричаще-новенький, чистенький, но при этом какой-то ненастоящий – натуральная ловушка. Спящая с нервным смешком определила себя на роль Гретель и теперь искала, кто будет злой колдуньей. Правда, хлебных крошек, чтоб помечать дорогу, у нее не было, как и любой другой еды. Тут совсем не было еды и воды, а еще газа и электричества. Все новенькие выключатели и краны оказались бесполезными игрушками. Это могло бы стать огромной проблемой, но ни чувство голода, ни чувство жажды за весь день так ее и не посетило. Не хотелось и спать, хотя она чувствовала себя совершенно разбитой.
Внизу на темной траве горели десятки маленьких огоньков, бросая вызов темному беззвездному пока небу. Спящая уже знала, что это, а то наверняка подумала бы, что земля и небо поменялись местами. То, что она приняла сначала за обычные полевые цветы, оказалось впоследствии крошечным сказочным городом с домами, башнями и целыми дворцами. Его крохотных жителей она так и не увидела, хоть и просидела у домиков около часа, надеясь застать хоть кого-то. Сейчас, когда стемнело, эти самые жители зажгли в своих домах маленькие светильники и почти неразличимые днем окна светились уютным светом.
А еще, помимо загадочного крошечного народца, заплаканного мальчика и уродца-кота здесь жил кто-то большой, покрытый белым мехом, которого Спящая видела среди сосен, живой гипсовый горнист, носящий подмышкой свою отпавшую голову, и не менее живые две девочки-пионерки с книгами – ожившая статуя, стоявшая возле административного корпуса. Пионерок кто-то покрасил в зеленый цвет, и впервые увидев движущиеся к ней зеленые фигуры, Спящая с воплем кинулась наутек. Они, как и горнист, не только не преследовали ее, но и просто не замечали.
Она не ощущала ни тепла, ни холода, но все же закуталась поплотнее в стянутое с кровати ничем не пахнувшее одеяло и прижала колени к груди. Ее босые ноги, исколотые шишками и сухой травой, черные от пыли, казались какими-то чужими. Тут наверняка бы не работала мобильная связь, но Спящая пожалела, что по привычке забросила телефон в тумбочку утром сразу, как позвонила домой. А еще она очень надеялась, что мама за все это время ни разу ей не позвонила. Очень не хотелось бы ее пугать.
С родителей мысли перешли на друзей. Когда они спохватятся? Поймут ли, куда она делась, когда она сама не знает, куда забрела? Может, найдут босоножки? Может. она до сих пор лежит там в плачущем корпусе, а Пакость прямо сейчас тормошит ее и пытается привести в чувство? А может, она просто исчезла?
Спящая посмотрела на свои руки, потом снова на грязные ноги и пришла к выводу, что вряд ли ее тело может находиться в двух «Ецах» одновременно. Оставалось надеяться, что Немо что-то почувствует или Киту что-то приснится. А может, Шестой им поможет?
От всех эти мыслей ей стало не по себе. Не имея возможности ни на что отвлечься, Спящая прикрыла глаза и тихо запела, убаюкивая сама себя, первое, что пришло ей в голову:
По лазоревой степи ходит месяц молодой
С белой кривой до копыт, с позолоченной уздой…
На чернильном небе выплыла из-за тучи выпуклая, как форменная пуговица, луна цвета расплавленного золота. Она была настолько крупной и яркой, что казалось ненастоящей.
Монистовый звон монгольских стремян
Ветрами рожден и ливнями прян…
Голос ее креп, разгоняя пугающую безлюдную тишину. Спящая не знала, как она поет – хорошо или не очень. Она пела всегда только для себя, когда что-то делала или хотела себя подбодрить, как сейчас. Спящая распустила косу и укрыла себя ничем не пахнущим плащом из волос. Яблочный запах остался в том другом реальном мире.
Из кувшина через край
Льется небо молоко
Спи, мой милый, засыпай
Завтра ехать далеко…
Рядом послышалось какое-то шевеление, но Спящая не обратила внимания. Опустив ресницы, она полностью сосредоточилась на песне. Слова, которые она никогда не учила специально, сохранились в памяти благодаря частому прослушиванию и сами срывались с губ:
Рассвет отыскал
Ушел невредим
Меня целовал
Не ты ли один…
Совсем рядом кто-то тихо всхлипнул, и Спящая оборвала песню. Кудрявый мальчишка, которого она целый день пыталась безуспешно вытянуть на разговор, осторожно заглядывал в дверь. Выкатившаяся луна светила в окно не хуже уличного фонаря, и Спящая видела блестящие глаза и круглые щеки. Заговаривать она не стала. Ждала, когда паренек или уйдет, или сам заговорит с ней.
Он пялился, сопел, переступал с ноги на ногу, но наконец-то выдал, укрывшись от ее глаз за дверью:
– Хорошо поешь…
– Спасибо, - равнодушно отозвалась Спящая, опуская подбородок на прикрытые одеялом колени. – Я не рассчитывала на зрителя.
– Ты злишься?
– с опаской уточнил мальчишка из-за двери.
– Нет, слушай на здоровье.
– А ты еще споешь?
– уже не так жалобно спросил он.
С пряничным домиком она промахнулась. Ситуация была не менее сказочная, но уже из другой оперы. Некое волшебное создание хватает заблудшего путника или путницу, заточает в своих владениях и велит развлекать его до конца дней. Спящая скептически усмехнулась. В сказках в такой плен попадали умницы и красавицы, которые отлично рассказывали сказки, пели, как соловьи, и были необычайно храбры. И ни в одной не было слабой трусихи с грязными ногами. Она пожалела, что рядом нет Немо, которую смело можно было считать экспертом в области сказок. Немо бы точно нашла выход.