Странствия Шута
Шрифт:
Я стоял и некоторое время смотрел на Шута. Он лежал на животе, немного приоткрыв рот. Лорд Голден был очень красив. Я с сожалением вспоминал утраченные черты его гладкого лица, его светло-золотые волосы и янтарные глаза. Теперь же его щеки были исполосованы шрамами, набухшие веки прикрывали глаза. Большая часть волос не выдержала недуга и лишений, а те, что остались, были короткими и сухими, как солома. Лорд Голден ушел, но мой друг все еще был здесь.
– Шут? – позвал я мягко.
Он то ли застонал, то ли вскрикнул, слепые глаза распахнулись, и он вскинул руки, защищаясь.
–
Он глубоко вдохнул, собираясь ответить, но вместо этого закашлялся. Едва откашлявшись, он хрипло произнес:
– Лучше. Мне так кажется. То есть в некоторых местах боль немного затихла, но та, что осталась, все еще довольно сильно меня беспокоит, и я не знаю, стало мне лучше или, может, я привык игнорировать боль.
– Ты голоден?
– Немного. Фитц, я не помню, чем закончилась прошлая ночь. Мы говорили за столом, а теперь я проснулся в кровати, – его рука ощупала спину и осторожно коснулась повязки. – Что это?
– Нарыв на твоей спине открылся. И пока ты не чувствовал боль, я вычистил и перевязал рану. И еще несколько других.
– Они болят меньше. Напряжение ушло, – признался он. Было больно наблюдать, как осторожно он придвинулся к краю кровати, стараясь делать как можно меньше лишних движений. – Ты не мог бы положить мне поесть? – попросил он спокойно, и в его голосе я услышал скрытую просьбу не смотреть на него.
Я отошел к камину, открыл крышку котелка и увидел там белые клецки в густом соусе из кусочков оленины и овощей. Это было одно из любимых блюд Кетриккен, и я подумал, что видимо она лично выбрала меню для Шута. Это было в ее стиле.
Пока я накладывал еду, Шут пробрался к своему креслу у камина. Он двигался с большей уверенностью, но все еще шаркал ногами и шарил в воздухе протянутой рукой; он пошатывался и слегка дрожал, но конечно не попросил меня о помощи. Дойдя до кресла, он опустился в него, но не стал облокачиваться о спинку, не позволяя своей спине расслабиться. Когда его пальцы потянулись к ложке, я спокойно сказал:
– Я бы хотел сменить повязку на спине, когда ты поешь.
– Если ты действительно хочешь это сделать, я не стану возражать. Я больше не могу позволить себе роскошь отказываться от таких вещей.
– Это правда. – сказал я, выдержав паузу. – Ты все еще балансируешь на грани жизни и смерти, Шут.
Он улыбнулся. Это выглядело некрасиво: шрамы на его лице растянулись.
– Если бы это была только моя жизнь, мой старый друг, я бы давно лег у дороги и позволил себе умереть.
Я ждал. Он начал есть.
– Месть? – спросил я спокойно.
– Жалкий мотив. Месть не отменит то, что уже сделано. Не восстановит разрушенное.
Мои мысли обратились к прошлому. Я говорил медленно, сомневаясь, что хочу делиться этим даже с ним:
– Как-то ночью я напился, рассуждал о жизни и ругал людей, которых давно нет. – Я сглотнул, – Я понял, что невозможно вернуться назад во времени и исправить то, что сделали со мной. Никто не может исцелить меня. И тогда я простил их.
– Но это разные вещи, Фитц. Баррич и Молли никогда не хотели
Он откусил клецку и медленно пережевал ее. Затем отпил немного золотистого вина и откашлялся:
– Однажды, когда мы находились на приличном расстоянии от берега, команда корабля сделала то, чего я опасался. Они отобрали у нас то, что, по их мнению, имело ценность. Все кубики камня памяти, которые Прилкоп тщательно отобрал и взял с собой, были утрачены. Команда и понятия не имела - что это. Большинству не удалось услышать поэзию, музыку и исторические сведения, которые хранились в них. А те, кто услышал, испугались. Капитан приказал выбросить за борт все камни. Затем они сделали нас своими рабами и стали искать место, где бы продать нас.
Я слушал молча и неподвижно. Обычно такой немногословный, сейчас Шут говорил плавно, будто отрепетировал свой рассказ заранее. Или это слепота обострила одиночество и подтолкнула к откровенности?
– Я был в отчаянии. Прилкоп, казалось, с каждым днем становился только крепче, нарастил мышцы, благодаря работе, но ведь я только недавно вылечился, а сейчас становился все слабее. Ночью, ютясь на открытой палубе под ветром и дождем, он смотрел на звезды и напоминал мне, что мы двигаемся в правильном направлении. Правда, мы больше не были похожи на Белых Пророков. Мы оба. Но когда мы сойдем на берег, мы попадем туда, где люди ценят нас. Преодолев все испытания, мы доберемся туда.
Он сделал еще один глоток вина. Я сидел спокойно и ждал, пока он немного поест.
– Итак, мы добрались, – продолжил он наконец. – И Прилкоп оказался почти прав. Когда мы прибыли в порт, он был продан на аукционе рабов, а я… - его голос звучал будто издалека. – Ох, Фитц. Этот разговор утомляет меня. Я не хочу все это вспоминать. Для меня это было не лучшее время. Но Прилкоп нашел того, кто поверил ему, и спустя несколько дней он вернулся за мной. Он купил меня, задешево, и его покровитель помог нам доехать до Клеррес, нашей школы.
Он потягивал свое вино. А я задумался о той части его рассказа, которую он упустил. Что такого ужасного с ним произошло, о чем он не хочет вспоминать?
Он прочел мои мысли:
– Я должен быстрее закончить эту историю. У меня нет желания вдаваться в подробности. Мы достигли Клерреса и, когда начался отлив, добрались до Белого Острова. Наш покровитель привез нас к воротам школы. Служители, открывшие двери, были удивлены, поскольку сразу узнали нас. Они поблагодарили нашего покровителя, наградили его и впустили нас, поручив служителю Пиреку, который занимался классификацией пророчеств. Нас привели в Комнату Архивов, долго листали свитки и рукописи, изучали страницы, пока не нашли упоминания о Прилкопе.
– Шут в удивлении неспешно покачал головой – Им не удалось выяснить его возраст. Он был стар, Фитц, действительно очень стар. Белый Пророк, который прожил долгие годы после окончания периода, отведенного для его изменений. Они были удивлены. Но они удивились еще больше, когда узнали обо мне.