Странствия убийцы
Шрифт:
По кухне прошел Ник в черном шерстяном плаще. На нем поблескивали снежинки. Проходя, он заметил мой взгляд.
— Готов?
Я кивнул.
— Хорошо. — Уже у выхода он обернулся: — Одевайся теплее. Шторм только начинается. — Он улыбнулся. — Самая подходящая погода для нас с тобой, верно?
Я подумал, что вряд ли получу какое-нибудь удовольствие от этого путешествия. Я уже позавтракал, когда появилась Старлинг. Вид ее удивил меня. Я ожидал, что она будет заспанной. Но она выглядела абсолютно свежей, щеки ее горели румянцем, на губах была улыбка. Входя в кухню, она обменивалась шутками с одним из
— Менестрели едят всегда, когда им предлагают пищу. — Она протянула мне свою чашку.
Старлинг запивала завтрак пивом. Я налил ей еще из стоявшего на столе кувшина. Она только что со вздохом опустила кружку, когда в кухне появился Ник, похожий на грозовую тучу. Заметив меня, он резко остановился.
— Том, ты можешь править лошадью?
— Конечно.
— Хорошо?
— Достаточно хорошо, — тихо ответил я.
— Отлично, тогда мы готовы ехать. Мой кузен Хенк схватил кашель ночью, он сегодня дышит, как кузнечные мехи, и жена его не пускает. Но если ты можешь править повозкой…
— Нам придется урегулировать цену, — внезапно вмешалась Старлинг, — раз Том будет возницей вместо Хенка. Он сэкономит на стоимости лошади для себя и на том, что съел бы твой кузен.
На мгновение Ник казался обескураженным. Он перевел взгляд со Старлинг на меня.
— Что справедливо, то справедливо, — заметил я, сдерживая улыбку.
— Согласен, — уступил он и снова быстро вышел из кухни, но вскоре вернулся. — Старуха говорит, что испытает тебя. Видишь ли, это ее лошадь и повозка.
Снаружи все еще было темно. Факелы сыпали искрами от ветра и снега. Люди вокруг торопились, поднимали капюшоны и застегивали получше плащи. Было четыре фургона и упряжка. В один из них набилось около пятнадцати человек. Они жались друг к другу и держали на коленях тюки и сумки. Одна женщина посмотрела на меня. На лице ее читалась тревога. Рядом с ней съежился ребенок. Я думал, откуда они взялись. Два человека погрузили бочки в последний фургон, потом натянули брезент над всей грудой.
За нагруженным пассажирами фургоном стояла небольшая двухколесная повозка. Маленькая старая женщина, закутанная в черное, выпрямив спину сидела на сиденье. На ней были плащ, капюшон и шаль, колени закрывало дорожное одеяло. Ее острые черные глаза внимательно следили за мной, пока я подходил к экипажу. В повозку была запряжена пестрая кобыла. Ей не нравилась погода, а упряжь была слишком тяжелой для нее. Я постарался пригнать упряжь получше, убеждая лошадку довериться мне. Закончив, я обнаружил, что старая женщина пристально смотрит на меня.
Ее выбившиеся из-под капюшона волосы были тронуты сединой, и на них поблескивали снежинки. Она поджала губы, но промолчала, даже когда я положил под сиденье мой сверток.
— Добрый день, — сказал я, усевшись рядом с ней, и взял вожжи. — Предполагается, что я буду править лошадью, — добавил я дружелюбно.
— Предполагается. Разве ты не знаешь? — Она впилась в меня глазами.
— Хенк заболел, и Ник просил меня править вашей кобылой. Меня зовут Том.
— Я не люблю перемен, — сообщила она. — Особенно в последнюю минуту. Перемены говорят о том, что ты
Я заподозрил, что догадываюсь о причине внезапного недомогания Хенка.
— Меня зовут Том, — снова представился я.
— Говорил уже, — огрызнулась она, глядя на падающий снег. — Дурацкая затея все это путешествие, и ничего хорошего из этого не выйдет. Теперь я вижу, — она потерла одетые в перчатки руки. — Проклятые старые кости, если бы они так не болели, мне бы никто из вас не понадобился. Никто.
Я не мог придумать ответа и был спасен появлением Старлинг.
— Посмотри, что они мне дали! — сердито сказала она. Ее лошадь тряхнула черной гривой и выкатила глаза, как бы требуя моего сочувствия по поводу того, что она должна везти на себе.
— Хорошая лошадь. Горной породы. Они все такие. Но она будет идти в быстром темпе весь день, и у большинства из них приятный характер.
Старлинг нахмурилась:
— Я сказала Нику, что за наши деньги собиралась получить лошадь получше.
Ник в это время как раз проезжал мимо нас. Его лошадь была не больше лошади Старлинг. Он посмотрел на музыкантшу и отвел глаза.
— Поехали, — тихо сказал он мне. — Лучше не разговаривать и держаться поближе к переднему фургону. В такой шторм потеряться гораздо легче, чем вы можете подумать.
Каким бы тихим ни был его голос, команде все мгновенно подчинились. Не было никаких выкриков или громких прощаний. Просто фургоны перед нами бесшумно двинулись с места. Я натянул вожжи и причмокнул лошади, которая, недовольно фыркнув, пошла шагом. Мы двигались вперед почти беззвучно, под пеленой падающего снега. Старлинг натягивала поводья, потом отпустила лошадь, и кобылка мгновенно перешла на рысь и присоединилась к другим лошадям в начале группы. Я остался с молчаливой старухой.
Вскоре я понял, насколько серьезным было предупреждение Ника.
Взошло солнце, но снег сыпал так густо, что свет казался молочным. Вьющийся снег имел какой-то перламутровый оттенок, от которого кружилась голова и уставали глаза. Казалось, мы едем по бесконечному белому туннелю, и только следовавший перед нами фургон указывал нам путь.
Ник не придерживался дороги, а вел нас прямиком через замерзшие поля. Снег вскоре заметет наши следы, и не останется никаких знаков нашего проезда. Поля были огорожены, так что всадникам приходилось спешиваться, чтобы снять ограждения и закрыть за нами проход. Я заметил еще одну ферму сквозь снег, но в окнах не было света. Вскоре после полудня мы миновали последнее ограждение и со скрипом выехали с поля на то, что некогда было дорогой, а теперь представляло собой всего лишь еле заметную тропу, по которой давно никто не ездил.
И все это время моя спутница была такой же холодной и молчаливой, как падающий снег. Время от времени я следил за ней уголком глаза. Она смотрела вперед, тело ее раскачивалось в такт движению повозки. Она непрерывно растирала руки, как будто они у нее болели. Поскольку мне нечем было больше развлечься, я разглядывал ее. Из Бакка, по-видимому. Акцент все еще сохранялся, хотя и потускнел после долгих лет путешествий по другим местам. Платок на ее голове ткали в Чалси, а вышивка на краях плаща — черным по черному — была совершенно мне незнакома.