Странствующий

Петров Александр

Куда приводят благие намерения

Путь преграждает скала с пещерами. Эту преграду никак не обойти. Пока мы нерешительно топчемся, мне на память приходит первый стих из «Божественной комедии» гениального Данте, из той самой части, что имеет название «Ад»:

Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

Не с этого ли зачина началось мое путешествие? Только желал, помнится, заморских диковин и ярких впечатлений. А

получил… то, что получил.

Итак, входим в одну из пещер и по единственной дорожке ступаем вглубь. Никто нас не ведет. Но мы точно знаем, что идем правильно. Куда надо. Своды пещеры сужаются, превращаясь в туннель. Начинаются бесчисленные повороты, как в лабиринте. Сумрак сгущается, воздух уплотняется, становится затхлым. Спереди доносится протяжный рокот, похожий на дальние грозовые раскаты. По мостам переходим реки с темной водой. На середине одного из каменных арочных мостов останавливаемся и глядим вниз.

Ни отражения, ни блеска, ни переливов 3/4 поверхность воды не имеет. Зато перед нашим взором один за другим раскрываются глубинные слои. И если сверху они густы и фиолетовы, то по мере углубления светлеют до прозрачной голубизны, открывая песчаное дно с мелкими камешками. Некоторые камни похожи на открытые глаза. Нет, не похожи 3/4 так и есть, это глаза, взирающие снизу вверх, из светлой глубины в густеющую синеву. Возможно, для них этот лабиринт 3/4 небо.

За одним из поворотов открывается огромная пещера с темными, как бы закопченными сводами. Немного напоминает Ново-Афонскую пещеру. Наша гравийная дорожка приподни­мается над дном. Шагаем, как по узкой эстакаде. Вокруг теснятся сооружения, похожие на серо-зеленые бараки. Между ними, по грязным улицам бродят сгорбленные существа, отдаленно напоминающие людей. Над их понурыми головами носятся огромные черные летучие мыши с горящими красными глазками, которые пикируют им на головы и клюют несчастных. От удара жесткого клюва голова жертвы вздрагивает и опускается еще ниже. Люди таскают на спинах, на носилках, ведрами 3/4 тяжелые камни и сваливают в кучи. Там сидят на корточках другие работники и укладывают булыжники в сооружения. Они, наверное, строят бараки для вновь прибывающих.

На серых робах заметны нашивки: «неверие», «уныние», «нерадение», «рассеяние», «суетность», «праздность», «лень», «черствость», «страх», «немилосердие», «скупость», «ропот».

Протяжный рокот здесь усиливается, перекрывая вопли черных летучих существ и стоны людей. Каждый раскат далекого грома волной прокатывается по всему пространству пещеры, добавляя силы мучителям и усиливая стоны жертв. Нас с Валерием происходящее не касается: мы будто защищены невидимой стеклянной оградой, непроницаемой для окружающих. Но тяжелый запах доносится и до наших ноздрей, вызывая отвращение. Черные крылатые истребители пикируют и на нас. И хоть не долетают, но красные глаза обжигают такой злобой, что становится не по себе.

Прохожу над одним из бараков, серо-черным, грязным и тошнотворным. Наблюдаю за усталыми движениями сгорбленных фигур. И вдруг ощущаю в себе сильное желание спуститься и встать в цепочку уныло плетущихся рабов. Вот нога моя ищет ступень вниз. И ступень, откуда ни возьмись, появляется. Следом выстраиваются одна за другой в целую лестницу, ведущую вниз. Безумно, по наитию, влекомый подсознательным тупым желанием, пытаюсь спуститься…

Но твердая рука удерживает меня. Оглядываюсь 3/4 Валерий шепчет молитву и взглядом, полным сострадательной любви, успокаивает вспыхнувшую было во мне забытую страсть.

И только сейчас я понимаю, что потерял молитву. Закрываю глаза. Сосредоточиваюсь на сердце и усилием воли восстанавливаю спасительную молитвенную пульсацию. Рука Валерия, лежащая на моем плече, помогает. По ней, как ток по проводу, стекает в сердце тепло. Я открываю глаза и благодарно киваю брату. Вооруженный молитвой, как мечом, защищенный ею, как щитом, продолжаю путь. Бросаю взгляд вниз, на тот же вожделенный барак 3/4 и ничего. Никаких движений страстей, все спокойно. Вот, значит, куда я мог бы попасть… Значит, и во мне живет это тупое скотское рабство греху, как у этих несчастных. Господи, помилуй! Грехов юности и забвения не помяни.

В это время раздаются хлесткие звуки. Понуро тащится колонна унылых грязных людей. В руках первых и последних транспаранты с красными пятиконечными звездами и коммунистическими лозунгами. На красных звездах, на каждом луче, сидят черные уродцы и ударами бичей подгоняют демонстрантов. Хриплыми голосами они, перебивая друг друга, вразнобой подвывают: «До основанья, а затем…», «Мы наш, мы новый мир построим!», «И как один умрем в борьбе за это!» Черные погонщики с улюлюканьем истерически визжат: «Сами хотели Божий мир разрушить! Сами хотели умереть!»

Вот толпа проходит под нами. Понурые лица поднимаются, к нам тянутся сотни рук, они шепчут: «Это православные! Они молятся. Братья, помолитесь о нас. Мы не умеем. У нас даже имен человеческих нет. Мы Электрины, Сталины, Вилены».

Доходим до края пещеры. Туннель ведет нас дальше. Каменистая дорожка спускается все ниже. Новая пещера открывается внезапно. Мы идем по краю котлована.

Нам видно, как по дну в навозной жиже ползают люди. Некоторые из них лишь изредка выныривают, чтобы хлебнуть воздуха и погрузиться обратно. Кто-то неподвижно стоит по грудь, тщетно пытаясь уклониться от волн, накатывающих на лица. Кто-то пытается вылезти по склонам наружу, но соскальзывает и падает вниз. Тела и лица людей облеплены шевеля­щимися червями.

Среди людей, как судьи в водном поло, плавают свиноподобные существа с огромными жадными ртами и малюсенькими сверкающими глазками. Они ржут и гогочут, смеются и хихикают. Этот безумный смех, заглушая стоны и крики людей, многократно отражается сводами пещеры. Вспоминаю слова Святого: «если кто-то смеется, значит рядом блудный бес». Эти свинушки зорко следят за тем, чтобы все как один вдоволь нахлебались навозной жижи.

Грозовой рокот доносится издалека и сюда. Этот жутковатый звук поднимает волны на поверхности моря нечистот. Прибавляет активности мучителям и страданий жертвам.

На лбах людей выжжены клейма. Читаем: «блуд», «прелюбодеяние», «рукоблудие», «содомия», «скотоложество», «лесбиянство», «порногра­фия», «растле­ние», «соблазнение».

Смрад здесь такой едкий и удушливый, что нам приходится зажимать ладонью нос и рот. В этом месте несколько раз я снова испытываю смутное желание спуститься вниз, но молитва останавливает меня. Наконец, доходим до края выгребной ямы. И быстрым шагом вбегаем в туннель. Впрочем, от ускоренных шагов скорость нашего движения не увеличивается.