Странствующий
Шрифт:
Ну, хватит! Сколько можно! Всему есть предел. Слышите, ничего мне сейчас не надо. Отдайте мне меня, наконец! В ответ 3/4 отраженное от каменных рваных стен эхо, искажающее голос. Мой одинокий во вселенной голос. Единственный 3/4 в этой тесной пустой вселенной, похожей на каменный темный лабиринт. Мой голос. Хриплый и надсадный, как последний вопль повешенного.
О, вещая душа моя!
О, сердце, полное тревоги,
О, как ты бьешься на пороге
Как
Жар и холод не оставляют своих изматывающих приливов. Боль стягивает, давит 3/4 затем растягивает тело, как резину. Растет усталость, доходит до исступления. Мое сопротивление становится вялым, как трепыхание засыхающего листа на дереве. Вот и голос мой затихает. И эхо уносится в длинные убегающие лабиринты забвения. А истязания продолжаются с прежней силой.
Время со скрипом тормозит, память разлетается, пространство трещит и сыплется камнепадом. Боль горит во мне. Одиночество давит и раздирает душу тоской.
Все, я исчерпан! Закончился… Что толку меня здесь держать? У меня отнято все, что я имел: семья, дом, работа, радость, молитва, здоровье 3/4 так возьмите и ветхие остатки жизни. Зачем она теперь, эта истерзанная болью оболочка? Вдоволь я познал пустоту и обман земной жизни. Я сделал все, что мог. Теперь иссяк до дна…
Издалека доносится однообразный голос чьей-то молитвы. Обращаюсь туда, откуда струится живой звук:
3/4 Ты видишь, у меня осталось только больное тело. Кому оно такое нужно? Пусть кончится оно и сойдет во прах земли.
3/4 Ну, что ж, если ты сам этого хочешь…
3/4 …Хочу!
…И я умер.
Да, умер.
Я выхожу из тела, как из пальто. Старого, гнилого, изорванного пальто. Я выхожу из тела и взлетаю. Мне легко, как опьяневшему от первой рюмки. Как штангисту, сбросившему центнеры металла на помост. Как бабочке, расправившей крылья и вылетевшей из кокона на солнечную поляну, полную ветра. Словно дверь тесной комнаты открывается настежь. Пространство распахивается в огромную бесконечность.
Будто во хмелю ношусь между городами, улицами, домами, людьми. Только направляю взор 3/4 мгновенно оказываюсь в центре интереса. Бесстыдно и отстраненно слушаю разговоры и мысли. Вижу черно-красные всполохи зависти и злобы ненавистников 3/4 и открытые сердца искренних, сияющие золотом. Обнаруживаю незримую преграду между людьми и мною. Но это не пугает: все принимаю спокойно, как дитя: непонятно, таинственно, но взрослым виднее. Значит так надо.
Меня подхватывает прозрачный поток. В его русле одновременно существуют струи встречных течений. Одно несет меня вверх, другое 3/4 вниз. Одно 3/4 вглубь, другое 3/4 вдаль. Одно 3/4 в блаженство, другое 3/4 в томление.
Сквозь вихрь и хрустальную прозрачность, минуя слоистые сгустки пространства и маятниковые качания времени 3/4 оказываюсь на поляне. Слева меня обступает лес, справа 3/4 стекают в долину луга, поля и взмывают вверх горы. Дальше 3/4 белые серебристые облака, выше 3/4 пронзительно синее небо.
Трогаю траву:
На пригорке вдали разглядываю человека. Только думаю подойти к нему, 3/4 как уже стою рядом. Человек сидит на бугорке, покрытом травой, глядит в сторону гор и перебирает четки. Это Валерий.
3/4 Ты тоже умер? 3/4 спрашиваю голосом, похожим на мой, только чище, мелодичней.
3/4 И я умер. И ты жив.
Мой загадочный странник, как всегда, рассудителен и спокоен. Но даже он изменился. Попрозрачнел, что ли…
3/4 Что это за страна? 3/4 спрашиваю.
3/4 Мне кажется, место временного покоя. Видишь: здесь никто не живет, но отсюда расходится множество дорог. Похоже на ложе Авраамово, где по смерти возлегали ветхозаветные пророки и праведники.
Место это похоже на огромную тюрьму. Вместо неба здесь темный каменный свод. Под ногами вытоптанная пожухлая трава. Деревья, горы, русла рек 3/4 сухи и безжизненны. Вместо солнца полумрак, он сгущается временами до черной ночи. По степени затемнения люди, похожие на тени, смутно догадываются о том, что творится на земле. Ибо тьмой торжествует ад. А слабый неверный отсвет дальних закатов среди вечной ночи 3/4 доносит до них воспоминания о днях торжества праведности в земных жителях.
Они пребывают как бы в сонном забытьи. Там и тут, от края и до края 3/4 возлегают они на каменистых ложах, зябко укутавшись в ветхие одежды, устало дремлют, как после тяжелого трудового дня. Они не ведут счет времени, не знают, что происходит на земле. Иногда тьма рассеивается, и эти люди видят других, живущих за глубокой непроходимой пропастью. Тем несчастным гораздо тяжелей. Оттуда доносятся крики и стоны, а вместе с ними порывы горячего смрадного ветра. А еще завистливые восклицания обреченных, которым даже это печальное место недоступно.
Иногда им видно, как с тяжелым скрипом открываются невидимые затворы и сходят сюда новые поселенцы. Они все поначалу недоуменно оглядываются, а потом их или оставляют здесь, или уводят туда, за пропасть, откуда слышится всплеск воплей. Однажды из-за пропасти донеслись крики: «И ты, царь, сюда пришел! Где же твои войска? Где твои власть и богатство? И ты обесславлен, как последний из нас!» Но скоро там стихло, видимо, несчастные предались каждый своим мучениям. И снова здесь установился сонный субботствующий сумеречный покой.