Страшен путь на Ошхамахо

Эльберд М.

Канболет заинтересованно поднял брови. Кубати охотно обо всем рассказал, смеясь и подшучивая над своим невольным положением соглядатая.

Тузаров добродушно кивнул головой:

– Ну хорошо, гроза свирепых вепрей! Иди помоги Куанчу.

Разрубленную на куски тушу, а также присоленную и туго свернутую шкуру уложили в переметные сумы и навьючили на лошадь. Теперь Куанч должен был спешить к дому: время почти летнее – мясо надо скорее пустить в дело.

Канболет с Кубати решили не торопиться. Приятно провести время в утреннем лесу, да еще в

такую чудесную погоду. А обратный путь они теперь знают. Не заблудятся.

В сторону моста вела тропа, проложенная по неширокому, слегка покатому к северу плоскогорью, поросшему дубом и чинарой. Отдаленный ропот Чегема доносился сейчас с запада. Оттуда же наши охотники вдруг услышали быстро приближающийся топот, похожий и на олений и на конский. Верным оказалось и то и другое. Сначала между стволами деревьев замелькали ярко-рыжие шубки двух ланей, да еще пятнистая, словно крапленая солнечными зайчиками, младенческая одежка двух или трех оленят, а затем появились и всадники.

– Да кто же это маток с детенышами травит? – возмутился Тузаров.

Всадников было трое. Впереди на мощном вороном коне скакал разодетый совсем не по-охотничьи толстый мужчина с большими навыкате глазами и раздувшимися, как у загнанной лошади, вывороченными ноздрями, за которыми почти не было видно коротенького сильно приплюснутого носа. Канболет вдруг узнал этого человека и, не думая о последствиях, резко метнулся наперерез коню, успел ухватиться сбоку за уздечку и с силой дернуть ее на себя. Коня развернуло на полном скаку и он еле удержался на ногах. Зато седок вылетел из седла и, как туго набитый хурджин, покатился по мягкой земле. Два других всадника, ехавшие немного позади, резко осадили коней и выхватили сабли из ножен. Кабардинские уорки – видно, очень знатного гостя сопровождали – готовились жестоко отплатить за неслыханное посягательство на их подопечного. Но разве они знали, с кем имеют дело?

Сначала оба они бросились на Канболета, не замечая или просто не принимая в расчет юношу. Тузаров хладнокровно парировал их удары клинком своей сабли. Уорки пытались с двух сторон зажать его лошадьми, но Канболет неожиданно подпрыгнул и оказался верхом на крупе одного из коней. Затем он кулаком, в котором была зажата рукоять сабли, двинул в шею сидящего перед ним всадника – и тот вяло соскользнул на землю. В это мгновение второй уорк, замахнувшийся для резкого рубящего удара наотмашь, вдруг почувствовал, как некая непреодолимая сила обхватила его сзади поперек талии (так, что хрустнули ребра) и вытащила из седла.

– Брось оружие, – прошептал ему кто-то на ухо, – а то сломаю.

Уорк не стал уточнять, что именно будет сломано – сабля или спинной хребет, и бросил клинок. Наконец он стоял ногами на земле и теперь мог обернуться.

– Мальчишка! – хрипло выдохнул уорк. – Здоровый и сильный, но мальчишка!

– Сабля у тебя хорошая, – коротко сказал Кубати, снимая с побежденного пояс вместе с ножнами от клинка. – Она теперь послужит мальчишке, раз не удержалась у мужчины. А вот кинжал твой похуже,

чем у меня. Но ничего, я подарю его другому мальчишке.

Тоскливый рев вырвался из глотки уорка. Он побежал к толстому стволу чинары, сбросив по дороге шапку, и воткнулся в дерево бритым своим теменем. Взглянув на распростертое тело под чинарой, на кровь, брызнувшую из рассеченной на голове кожи, Кубати растерянно обернулся аталыку.

– Это он зачем?

– Разве тебе неясно? Когда их найдут, он окажется раненым, без сознания. С него и спроса не будет. – Канболет презрительно передернул плечами. – Каждый по-своему спасается от позора.

– А с этим что?

– Тоже будет жить… Правда, погладил я его сильнее, чем хотел.

Совсем рядом грохнул выстрел. Кубати осторожно дотронулся до своего правого уха и почувствовал кровь на пальцах. Тузаров побледнел:

– Бати!

Юный Хатажуков впервые увидел страх в глазах воспитателя.

Но Канболет быстро опомнился и в два прыжка очутился возле толстого крымца. А тот, сидя на земле, отбросил в сторону разряженное ружье и уже целился из пистолета. Тузаров ударом ноги вышиб пистолет из его рук.

Паша резко вскочил и заорал по-татарски пронзительным голосом:

– За это вы поплатитесь вашими подлыми жизнями! – его блеклые выпуклые глаза зеленоватого цвета еще сильнее выкатились из орбит, а жирные щеки, покрытые сетью красных прожилок, дрожали от истерической ярости. – Да знаете, кто я?! Услышите мое имя – задохнетесь от ужаса!

– Не задохнемся! – рявкнул Канболет. – Мы знаем тебя, Алигот-паша.

Тузаров обернулся к Бати:

– Что там у тебя, мальчуган?

– Ха! – пренебрежительно и даже не без некоторой гордости отмахнулся юноша. – Кажется, половина мочки срезана.

– Ну и слава аллаху!

– Мучительной смерти, смерти в ужасных пытках – вот чего вы оба заслуживаете! – верещал паша. – Не прикасайтесь ко мне! Я сераскир великого хана, его наместник на Кавказе!

– Знаем, знаем, – теперь уже спокойным тоном гудел Тузаров. – А раз мы все равно уже заслужили пытки и смерти, то хоть клыки тебе, паша, обломаем. – Он снял с татарина богатую перевязь с великолепным луком, который висел у него за спиной в налуче, широкий пояс с кинжалом и саблей. – Смотри, братишка! А сабля-то моя! Вернулся дамасский клинок к своему хозяину. Вот для кого старались те бахчисарайские грабители!

– Она самая! – обрадовался Кубати. – Только ножны для нее сделали.

– Ну конечно, разве такой боров смог бы опоясать этим клинком свое брюхо! А погляди на кинжал – узнаешь, чьи руки над ним потрудились!

– О-о, бедный наш Хилар! – почти простонал Кубати. – Как не узнать его работу…

– Лютая смерть… страшные муки за покушение на возвышенную особу… – вновь начал было свои угрозы Алигот-паша, но Канболет не дал ему договорить:

– Не замолчишь – я заткну твой бахчисарайский фонтан. Понял? – он запустил руку за отворот расписного парчового халата паши и вынул оттуда кошель с монетами.