Страшные сказки Бретани
Шрифт:
— Благодарю за комплимент, — она склонила голову, печально глядя в тарелку.
— Даже и не представляю, что бы я без вас делал, — страстно продолжал Луи. — Вы истинная моя спасительница, мой ангел-хранитель, моя Орлеанская дева.
— Перестаньте, Луи, вы меня смущаете, — Эжени покачала головой. — Орлеанская дева боролась за свою родину, а я всего лишь помогаю заблудшей душе найти покой.
— Но вы тоже боретесь за свою родину, очищая её от призраков и всякой другой нечисти! Должен признать, что ваши края, когда я бывал в них ранее, показались мне сырыми, туманными и неприветливыми. Там, где живу я, больше солнца, тепла и света, весна наступает раньше, а зима — позднее. Я глубоко ценю вашу любовь к этим холодным и ветреным землям, но хочу сказать:
«А мыши будут желанными гостьями в моей постели?» — мысленно сыронизировала Эжени, вслух же произнесла:
— Вы очень любезны, Луи.
— Вам, должно быть, ужасно скучно одной в этом старом замке, без отца, царствие ему небесное, и без матери, которая, надеюсь, нашла душевный покой в обители, — Луи перекрестился. — Клянусь честью, я не смог бы так жить!
— Да нет, не особенно скучно, — она заставила себя растянуть губы в улыбке. — То у крестьянина козёл станет одержим, то в лесах появится оборотень, то лесные духи вздумают приворожить местного парнишку или девицу. Скучать не приходится.
Луи весело рассмеялся, очевидно, приняв её слова за шутку, но Эжени было совсем не до смеха. Ей казалось, что она понимает, к чему он ведёт, и такое направление разговора ей очень не нравилось.
— И всё же вы там совсем одна, — продолжал он. — Ни праздников, ни балов, ни друзей и подруг — только поля, леса, голые каменные стены и живущие средь них духи. Как, должно быть, трудно так жить красивой молодой девушке — ни человеческого тепла, ни любви… Некому показать новое нарядное платье или похвастаться модной причёской!
— Я живу в глуши, и веяния моды до меня почти не доходят, — вздохнула Эжени. — А что до платьев, то мои финансовые обстоятельства весьма плачевны, и если у меня есть деньги, я предпочту потратить их на новую упряжь для лошадей или на починку прохудившейся крыши, чем на платье.
— Вы ещё и хозяйственны! — восхитился Луи. — Право, иногда мне кажется, что у вас совсем нет недостатков. Как же будет счастлив тот мужчина, женой которого вы станете!
«Ага, он будет на седьмом небе от счастья, узнав, что его жена — ведьма», — подумала Эжени, понимая, что угадала истинные намерения де Матиньи. Интересно, он и дальше будет рассыпаться в комплиментах или сменит тактику и начнёт напирать на одиночество и возможность остаться старой девой? А потом, разумеется, предложит в качестве мужа себя. Это было столь же явно, сколь глупо, и она едва сдержала горькую усмешку.
— Я вообще не думаю о замужестве, — ответила Эжени. — Если уж на то пошло, в будущем я собираюсь принять постриг.
Луи, как и ожидалось, пришёл в ужас и принялся горячо отговаривать её от этого шага, утверждая, что в монастырях творится блуд и разврат, что монахи — самые греховные и лицемерные люди на свете (здесь Эжени, вспомнив отца Клода, мысленно с ним согласилась), а настоятельницы монастырей все до одной жуткие старые карги и ненавидят молоденьких послушниц. Она кивала в такт его пылкой речи и понемногу черпала ложкой луковый суп, отправляя его в рот, но мысли её были далеко от уютной столовой, полной подсвечников, свечи в которых испускали мягкий золотистый свет, от этой тёплой комнаты с треском дров в камине и манящими запахами еды. Эжени думала про Леона, который прячется где-то в темноте заброшенного сарая или овина, совершенно один, без еды и питья, кутается в плащ и вполголоса ругается сквозь зубы на холод, на призраков, настоящих и поддельных, и на Луи де Матиньи. Картина была столь ясной, что Эжени пришлось встряхнуть головой, чтобы отогнать её.
После трапезы она, сославшись на усталость, отправилась в свою комнату и, заперев дверь, опустилась на постель, предварительно проверив, нет ли на ней или под ней мышей. Мышей или прочих неприятных сюрпризов не было, и Эжени смогла наконец-то склонить потяжелевшую голову на подушку. В ушах звенело от голоса де Матиньи, и не могло быть и речи о том, чтобы продолжать поиски сведений в библиотеке
Время тянулось томительно медленно, небо за окном никак не желало из туманно-серого становиться тёмно-синим, и она вся извелась, лёжа на кровати и не отрывая взгляда от окна. Наконец комнату наполнили долгожданные сумерки, очертания мебели и предметов погрузились во мрак, и Эжени, поднявшись с постели, вышла из комнаты. Стараясь ступать как можно тише, она добралась до лестницы, спустилась по ней и вошла в коридор второго этажа. Идти дальше, ждать, стоя на месте, или звать Деву в белом по имени не пришлось — привидение само появилось перед ней, будто ждало только этого мига. По коридору вновь пронёсся холодный ветер, заставив Эжени сжаться и обхватить себя руками за плечи, раздался жалобный плач, из сумрака выплыла полупрозрачная фигура, озарённая неземным сиянием, и медленно направилась к ней. Девушка, преодолевая озноб и невольное оцепенение, вгляделась в плывущую туманную фигуру и в самом деле увидела некое сходство с Жанет Колло. Дева в белом двигалась столь же плавно, слегка наклонившись вправо, и была, пожалуй, одного роста с Жанет — чуть повыше миниатюрной Эжени.
— Ответь мне, — молитвенно произнесла она, повышая голос, чтобы перекричать стенания привидения. — Кто ты? Как твоё имя? Чего ты хочешь?
Белая фигура под плащом замотала головой и умоляюще простёрла руки. Она стояла совсем близко, и Эжени потребовалось всё её мужество, чтобы не дрогнуть и не отступить.
— Жанет Колло? — как можно чётче выговорила она. — Так тебя зовут?
Привидение вздрогнуло всем телом — по нему словно прошла рябь, быстро развернулось, будто ища поддержки у кого-то невидимого, а потом исчезло ещё более резко, чем в прошлый раз. Эжени немного подождала и направилась к двери библиотеки, осторожно обойдя то место, на котором растаяла Дева в белом. Едва она подошла к двери, как из библиотеки послышался какой-то шум, раздался грохот, звон стекла, затем донеслись приглушённые крики. Эжени подёргала за ручку в полной уверенности, что дверь окажется заперта, но та на удивление легко распахнулась. Возле самой библиотеки светильники не горели, и всё было погружено во тьму, но девушка решительно шагнула внутрь, готовясь, если придётся, применить магию и зажечь огонь на кончиках пальцев.
Впрочем, этого ей делать не пришлось. Внутри уже не царила кромешная темнота — на столе стоял фонарь, наполовину прикрытый какой-то чёрной тканью, возле него боролись две фигуры, а третья, укутанная во что-то белое, прижималась к самой стене. Вот одна из фигур с жалобным вскриком отлетела в сторону, вторая бросилась к фонарю и сдёрнула с него чёрную ткань. Библиотеку залил яркий свет, и Эжени увидела, что Луи де Матиньи корчится у стены, прижимая к груди правую руку, рядом с ним застыла Хромоножка Жанет, будто пытаясь на самом деле пройти сквозь стену, подобно призраку, а возле стола стоит Леон дю Валлон с чёрным платком в руке.
— Осторожнее, не упадите, — предупредил он, кивая вниз, и Эжени увидела, что часть ковра откинута, и в полу темнеет небольшое четырёхугольное отверстие.
— Вы были правы? — с неподдельным интересом спросила она. — Никакой магии, только зеркала и дым?
— Именно, — грудь бывшего капитана тяжело вздымалась, по всему было видно, что он очень доволен собой. — Такого хитрого фокуса я ещё не встречал. Я следил за Жанет весь вечер, прячась в заброшенном сарае неподалёку от её дома, шёл за ней до самого замка — благо, это было легко, ведь она ходит медленно, потом проник внутрь… Она прошла в спальню де Матиньи, а когда я через некоторое время последовал за ней, в комнате уже никого не было. Найти потайной ход было непросто, но я справился и добрался до библиотеки, где они уже начали свой спектакль. Расскажете, как всё устроено, господин де Матиньи?