Страшные сказки для дочерей кимерийца
Шрифт:
Свистнул воздух, рассекаемый остро заточенной сталью, лязгнул столкнувшийся с металлом металл, и тягучая гулкая боль отдалась в руках от кистей до самых плеч — в последний момент Атенаис попыталась перехватить рукоятку факела попрочнее обеими руками, вот обеим и досталось.
А в следующий миг с таким трудом выдернутый из стены факел, рассыпая дымные искры, уже летел через каменные перила балкона. Через перила — и вниз, на красный песок пустыни Шан-э-Сорх.
— Вот видишь, глупая дочь аквилонского короля? У тебя действительно
Глава 39
— Ошибаешься. — Атенаис наконец-то нащупала верхнюю плоскость каменных перил, оттолкнулась обеими еще ноющими руками и ногами одновременно — и одним движением оказалась наверху.
Все-таки эти штаны — чрезвычайно удобная штука! В них все так легко и просто выходит. В сковывающем и подхватывающем каждое движение платье подобный трюк у нее вряд ли бы вообще получился. Тем более — с первой попытки.
Атенаис встала, ловя равновесие. Выпрямилась. С удовольствием посмотрела на четырех высших жриц — сверху вниз посмотрела.
— Выход есть всегда. Хотя бы вот этот. — Она, не глядя, мотнула головой в сторону расстилавшейся внизу пустыни. — Вот навернусь сейчас отсюда башкою вниз — и будет вашему Повелителю вполне себе дохлая невеста! А я ведь прыгну. Митрой клянусь — прыгну, если только попробуете подойти!
Произносить такие грубые слова и клясться Митрой по каждому поводу — это тоже было из списка того, чего не положено делать порядочным королевским дочерям. Потому-то, наверное, Атенаис ругалась и клялась с таким удовольствием.
Хрустальный смех Нийнгааль был очень холоден. Его острые льдинки рассыпались по каменным плитам, вонзались под кожу, вымораживая кровь.
— Браво, старшая дочь аквилонского короля! Браво! Прыгай. Что же ты медлишь? Прыгай! Здесь очень высоко, ты наверняка разобьешься насмерть. А, умерев, ты станешь женой моего Повелителя. Видишь ли, мы ведь уже начали Ритуал. Так, на всякий случай. Как раз перед тем, как прийти сюда. И теперь Повелителю абсолютно все равно, каким именно образом ты умрешь, маленькая глупая старшая дочь короля из далекой страны…
***
Ночь отступала. На пустыню со стремительностью дикой орды песчаных кочевников накатывал рассвет нового дня. Никем не поддерживаемый более дым относило в сторону от Рубиновой Башни — снова переменился проклятый местный ветер.
Снизу не было слышно, о чем говорят те четверо на балконе — трое на самом балконе и одна — на перилах. Но видно все было очень даже хорошо. Может быть — даже и слишком хорошо.
У Конана перехватило дыхание, когда одна из трех фигур, громко рассмеявшись, взмахнула рукой, а маленькая фигурка на перилах вдруг пошатнулась, теряя равновесие. Показалось,
Два долгих гулких удара сердца она балансировала на самом краю. Устояла. Снова выпрямилась — и король Аквилонии смог вздохнуть. Не было никакого метательного ножа. Просто эта дрянь, в капюшоне, сказала что-то почти смертельное. Попыталась, так сказать, убить словом. У некоторых такое получается. Только не с Атенаис, конечно.
Атенаис и не к таким словам привыкла. Но это не повод спускать всяким…
Конан недобро ощерился:
— Сай, эти три порожденья шакала обижают мою девочку. Твои ножи при тебе? Так что же ты медлишь?!
Первые два ножа с визгом пропороли прохладный утренний воздух еще до того, как король Аквилонии завершил свой упрек. Третий отстал от собратьев на пару ударов сердца.
И точно так же, как и они, лязгнув о что-то невидимое, с жалобным звоном упал на рваный красный песок пустыни Шан-э-Сорх. Как раз на самой линии рваного песка и упал.
Запретная линия оставалась запретной не только для мужчин.
Конан зарычал, сжимая кулаки от бессильного бешенства.
***
— О! — подняла прекрасные бровки Нийнгааль, с любопытством заглядывая через перила. — Счастливый король-отец все-таки успел на свадьбу своей старшей дочери. Правильно. Не каждый день и не каждой королевской дочери выпадает такая честь…
Перила были широкими — пятясь, Атенаис успела сделать три мелких шажочка, прежде чем нога ее ощутила под собой пустоту.
Слишком высоко. Нийнгааль права. И ничего не поделать. Ничего не поделать, если даже это — не выход…
Нийнгааль обернулась. Взглянула на замершую на самом краю Атенаис с деланным изумлением:
— Что же ты стоишь, глупенькая? Помаши ему ручкой. Пусть папа порадуется. Ты ведь послушная дочка, правда? Помаши-помаши! Пока еще можешь…
Она играет.
Когда-то, еще в Тарантии, Атенаис однажды видела, как дворцовый хорек играет с пойманной полевкой. Он точно так же тогда не торопился расправиться с бедной полузадушенной мышкой. Потому что отлично знал — у нее нет выхода.
Ни малейшего.
Словно послушная кукла-марионетка, которую дергает за ниточки опытная рука уличного фигляра, Атенаис обернулась. Посмотрела вниз, на такой невообразимо далекий красный песок Шан-э-Сорх. Далекий и притягательный. Потому что все равно лучше — так. Лучше так, чем в паучьих лапах, покрытых черными сальными волосами. Пусть лучше все закончится быстро, на красно-черном песке Шан-э-Сорх. И этот песок станет еще немного более красным, чем черным…
— Ну что же ты, как неживая? Твой отец так спешил, а ты даже привет ему не передашь?