Страшный Тегеран
Шрифт:
Джавад покраснел. Свадьба, женитьба на Джелалэт! Да ведь это был предел его мечтаний. Но у бедняги не было средств на свадьбу, и он не мог признаться ей в этом, чтобы не опозорить себя.
Среда приучила его считать бедность позором, и он полагал, что признаться в том, что у него нет денег на свадьбу, — стыдно. Он, как и другие, думал, что тот, кто имеет деньги, имеет все и как бы причислен к лику святых.
Джавад с беспокойством сказал:
— Посмотрим.
И, оставив девушку в недоумении, поднялся и пошел к себе.
Джелалэт долго сидела,
Гнев боролся в ней с обидой и грустью. Но так как она была женщина, то верх, в конце концов, взяла грусть, и она вдруг заплакала и плакала до половины ночи.
А Джавад побежал к себе. Чтобы не показывать матери, что с ним что-то происходит, он через силу съел кусок хлеба и быстро лег спать. Но спать не мог. И так как он не мог придумать, как ему справиться с препятствием, стоявшим на пути к его соединению с Джелалэт, то тоже кончил тем, что заплакал.
Глава девятая
СНОВА ДЕНЬГИ РАЗЛУЧАЮТ ВЛЮБЛЕННЫХ
Лето кончалось. Налетали ветры и наполняли тегеранские улицы пылью.
Но на этот раз тегеранцы не обращали внимания на пыль, и в газетах не было нападок на Баладие.
Тегеранцам было теперь не до пыли и грязи. Это была пора, когда населением Тегерана владел страх; страх охватил всех, за исключением, пожалуй, некоторой части, которая чувствовала себя счастливой и довольной. Это были дни, когда поднявшаяся на севере Ирана сила поставила под угрозу существование центрального правительства.
Газетная полемика и склока стихли. Все газеты в один голос кричали об опасности, вызванной восстанием, и требовали от правительства посылки войск.
Те самые газеты, что еще три месяца тому назад расписывали выгоды «договора», теперь разоблачали недавних политических лидеров и, помещая статьи под заголовками вроде «Права бедноты», призывали обратить внимание на бунтовщиков, называвших себя «восставшими».
Чего так испугались тегеранцы? Богачи боялись за свои капиталы, а те, что были поглупее, были в ужасе от мысли о социализации женщин. Все они чувствовали себя беззащитными и только ежедневно молились о ниспослании восставшим скорейшей гибели, так как правительство, фактически, не делало ничего — только сажало в тюрьму деятелей освободительного движения да еще печатало в официальной газете «сообщения военного министерства» о продвижении войск, чтобы хоть несколько успокоить тегеранцев.
В один из таких дней, когда газетчики на улицах кричали: «Приход повстанцев в Мазандеран!», наш старый знакомый, Сиавуш-Мирза, вышел из дому и тихо направился по Хиабану Насерие к базару.
Шахзадэ был очень расстроен. За это время он похудел, у него ввалились глаза, и лицо было бледное и усталое. Взглянув на него, каждый сказал бы, что он болен. Он шел тихо, опираясь на черную трость.
Проблуждав с полчаса по улицам, Сиавуш-Мирза очутился на Зеленом базаре,
Дойдя до какой-то лавки аттара, неподалеку от Хиабана Джабеханэ, он услыхал шум.
Заинтересовавшись, Сиавуш-Мирза подошел посмотреть, что происходит. Он увидел толпу мужчин и женщин.
Случилось так, что впереди Сиавуша стояла какая-то женщина. Так как на него напирали сзади любители происшествий, он, естественно, подался вперед и прижал эту женщину. Она обернулась и раздраженно сказала:
— Ага, не напирайте так на чужих женщин.
В этот момент Сиавуш увидел ее лицо. Сиавуш вскрикнул и, отойдя, прислонился к колонне базара.
Прошло уже десять месяцев с того дня, когда Сиавуш впервые увидел Джелалэт и когда с ним случилось то, что так часто случалось с другими, когда он заплакал, поняв, что Мохаммед-Таги не может ему здесь помочь.
Наутро он снова отправился к Проезду Таги-хан и долго бродил там по улицам, присматриваясь к каждой калитке, к каждой женщине, стоявшей возле лавочки аттара или бакалейщика. Но все старания его не привели ни к чему.
Он не отчаивался. Он все искал. Он тратил на это массу времени, и все безрезультатно. На этот раз ему не удавалось приобщить к списку падших женщин еще одну, которой вслед за удовлетворением его страсти пришлось бы идти на улицу.
И, все-таки он долго еще не терял надежды и продолжал свои поиски. И только много спустя, увидев, что у него ничего не выходит, решил, что он, вероятно, ошибся, что девушка эта вовсе не живет в этом квартале и что в тот день, направляясь сюда, она и мать шли не к себе домой.
Наконец он оставил всякую надежду.
С этих пор и изменилась жизнь шахзадэ. Он чувствовал, что девушка заняла в его сердце слишком большое место и что тот огонь, который она в нем зажгла, погаснет только тогда, когда она будет с ним. Но найти ее было нельзя.
Обычно считают, что человек, полюбив женщину и убедившись в том, что не сможет ее разыскать, он ее забывает. Но мы другого мнения, и мнение наше подтверждается случаем с шахзадэ.
Жизнь шахзадэ стала невыносимой. Он не мог спать и, чтобы хоть ненадолго забыться, прибегал к крепким напиткам. Все время перед ним стоял все тот же образ девушки в простенькой кофточке.
Несколько раз после этого события Сиавуш ходил с Мохаммед-Таги, чтобы развлечься, в «известные дома». Но оказалось, что эти места не доставляют ему прежнего удовольствия.
Мохаммед-Таги тоже понял, что его ага совсем переменился. И так как старый барин обеднел, а молодой потерял всякий интерес к жизни, он подумывал уже об уходе с этого места.
Сиавуш-Мирза, ранее не придававший никакого значения чувствам и считавший, что «все это пустяки, перед деньгами никто не устоит», страдал теперь именно от чувства.
Он был влюблен, жестоко влюблен. Его положение было даже хуже положения так называемых безнадежно влюбленных; у тех хоть есть налицо возлюбленная. А где была его возлюбленная? Он был влюблен в мечту, в призрак.