Страшный Тегеран
Шрифт:
Человек в черном пальто говорил тихо, так что слышал только шейх:
— Так! Плохи наши дела! Говорите, вы уже убедили министра подписать приказ о моем назначении председателем суда в N? А теперь все хлопоты пошли прахом. И нужно же было явиться сюда этому сеиду! Теперь, конечно, будет назначен другой министр, и придется снова возиться, подготовлять почву.
— Скверно, — сердито сказал шейх. — Не хотел, значит, господь, чтобы мои семейные в этом году поехали на дачу. Ясно, что после того, что произошло,
Собеседник его сказал:
— Ну, уже совсем-то отчаиваться не надо. Может быть, и новый министр что-нибудь сделает. Но, конечно, вполне надеяться нельзя. Я и не надеюсь, нам с вами надо теперь поискать других путей.
— Не пойму, что вы изволите говорить, — сказал ага-шейх. — Какие еще пути? В этакое-то опасное время, когда, говорят, сыщиков в назмие стало в несколько раз больше. Ну, что мы с вами можем сделать? Точно вы не видите, как людей хватают целыми кучами за вмешательство в политику.
— Кстати, — вдруг быстро прибавил шейх, — что вы предприняли для освобождения брата?
Человек в пальто удивленно воскликнул:
— Брата? А разве с ним что-нибудь случилось? Третьего дня мы целый вечер были вместе.
Ага-шейх горестно улыбнулся.
— Ну, вот... Сразу видно, что вы вообще ни о чем не осведомлены. Ваш брат уже два дня как в тюрьме, а вы спрашиваете, что случилось.
Собеседник шейха, который, как, может быть, уже догадался читатель, был не кто иной, как Али-Реза-хан, сказал:
— Я ничего не знал... Брат уже два дня как в тюрьме? Этак и меня, вместо председательства в суде, в тюрьму посадят!
Ага-шейх ответил:
— А что вы думаете? Ничего невозможного нет. Вас они не боятся, да и чем вы лучше брата?
Несмотря на то, что приятели Али-Реза-хана все эти дни были в совершеннейшем перепуге, он, Али-Реза-хан, почему-то не чувствовал особенного страха. И сейчас он сказал ага-шейху:
— Несмотря на все это, нам с вами, как я уже сказал нельзя упускать момент. Надо действовать и извлечь из этого момента пользу.
Шейх опять отмахнулся от него:
— Да что вы воображаете, в самомо деле, когда запрещено даже собираться! Вы что же, не читали позавчерашнего приказа, что всякие общества и собрания запрещаются?
— Все читал, все знаю, — сказал Али-Реза-хан, — знаю также, чем за это грозят. Но, так как я вижу, что многие недовольны положением, — а в особенности мои друзья, — я решил работать. Я не допущу, чтобы какой-то юный правитель ниспроверг все жизненные устои Ирана.
И, еще понизив голос, он сказал:
— Вам-то, слава богу, нечего доказывать. Вы знаете, что без уважаемых лиц, без ашрафов, государственные дела идти не могут. Преемственность, навыки, — все будет потеряно. Ведь все эти люди-якоря, на которых держится государственный
Слова Али-Реза-хана привели шейха в страх и волнение. Он дрожал.
— Ну, нет! Дело ясно: вы просто сошли с ума, — сказал он. — Нет, мне с вами не по дороге.
Али-Реза-хан, взяв шейха за рукав и притянув его к себе, сказал:
— Да ну, не трусь!
В это время толпа уже расходилась. Люди спешили по домам, так как, по приказу о военном положении, уличное движение разрешалось только до восьми часов.
Шейх схватил Али-Реза-хана за руку:
— Слушайте, — сказал он, если вы имеете мне что-нибудь сказать, пожалуйте в дом вашего покорного слуги, или разрешите мне укрыться под вашей высокой кровлей, а здесь я больше говорить с вами не намерен. Ни одного слова. Али-Реза-хан согласился. Они быстро двинулись к экипажам, стоявшим у края площади, и, наняв извозчика, поехали к Казвинским Воротам. Через полчаса они были уже на месте.
Али-Реза-хан велел слуге принести напитки, то есть попросту поднос с графином водки, и они выпили по нескольку рюмок за здоровье друг друга.
Затем шейх сказал:
— Довольно. Продолжение согрешений не дозволено. Я обязан сейчас выполоскать рот и совершить намаз.
Как ни старался Али-Реза-хан его остановить, как ни доказывал, что если он не хочет грешить, то вообще не должен пить, тем более, что алкоголь вреден для его здоровья, а что раз уж он выпил, то вред нельзя устранить полосканием рта, шейх не слушал; так как по своему развитию он просто не мог понять того, что говорил ему Али-Реза-хан.
Так или иначе, через полчаса, усевшись друг против друга, они начали деловую беседу.
Ага-шейх, который раньше, бывало, не говорил, а возглашал, потрясая своими «вассалямами» воздух, за эти три дня так присмирел, что нельзя и описать. Хотя комната, в которой они сидели, была окружена рядом других пустых комнат, а двор дома Али-Реза-хана был обширный, и никто не мог их подслушать, шейх говорил так тихо, что порой даже Али-Реза-хан ничего не слыхал, и ему приходилось просить шейха повторить, да погромче.
Али-Реза-хан говорил:
— Я так думаю, что арест наших уважаемых сановников долго не продлится. Я считаю, что сеид не способен наказать их так, как должен был бы наказать. Он посадил их просто потому, что боялся, что при них его положение будет шатким и ему не удастся ничего сделать. Так что теперь, когда мое назначение председателем суда отодвинулось опять в область упований, я решил использовать этот момент иначе. Я обеспечу за собой пост товарища министра, а за вами — председательство в Верховном суде.