Страсть тайная. Тютчев
Шрифт:
«Только бы у них всё было благополучно: никто не болел, все были бы счастливы и довольны, как теперь я сам...»
Иван нашёл всех своих в парке. Мама с горничной за столом перебирали грибы, только что принесённые из леса, Николай Алексеевич читал книжку под старой липой. Мари была в беседке, да не одна, в окружении десятка деревенских мальчишек и девчонок. На столике — буквари, грифельные доски и даже школьный глобус.
— Ванюша приехал! — поднялась мама.
И тут же Мари, отложив грифельную доску, бросилась навстречу брату.
После того как
— Ты прирождённая учительница, Мари!
— Учительница не учительница, — улыбнулась она, — а видишь, стараюсь. — И уже серьёзно: — Ты вот ехал сюда, смотрел вокруг. Заметил, что происходит? Какой-то хаос. Если верить папа, то ли всё распадается, то ли готовится что-то новое, как перед первым днём творения.
— Мари, я сам об этом подумал, — отозвался Иван и тут же рассказал о своей встрече с Губониным.
— Россия становится на новый, невиданный путь, — заключил Иван. — Признаки этого — те же железные дороги и появление настоящих промышленных людей, истинных русских самородков. И Аксаков так считает. Ты читала, что он пишет в своей газете? Он убеждён: «Всякая верста железной дороги просветительнее тысячи казённых учреждений и благотворительнее целого свода законов». Каково, а?
Мари нахмурилась.
— Извини, Ванюша, но я не разделяю ни твоего восторга, ни убеждений Аксакова. Слов нет, железные дороги нужны. И хорошо, что в России появляются свои самородки-промышленники. Однако в народе в это же самое время погибают сотни и тысячи других самородков — Ломоносовых, Державиных, Пушкиных, Тургеневых... Погибают ещё в младенчестве от голода и болезней. Вот в чём всё дело. И от этой гибели их, увы, Губонины не спасают.
— Позволь заметить тебе, — возразил Иван, — что если Губонины, как ты выразилась, не спасают Ломоносовых, то они и не мешают их появлению.
— Как раз и мешают! — убеждённо высказалась Мари. — Промышленники ещё более осложняют и калечат народную жизнь. Я ведь, представь, тоже говорила с твоим кумиром из Гостиловки...
Произошло это совсем негаданно.
Несколько дней назад, как только Бирилёв оправился от жестокого приступа, Мари предложила ему проехать к Десне. Хотелось, чтобы и муж, и она сама после всего, что они пережили, быстрее отошли от тяжёлых воспоминаний. Но была у неё и иная цель для того, чтобы поехать в Гостиловку. Узнала, что Демьяну Артюхову, отцу Ванюшки с Поповой слободы, которого она учила грамоте, приказчики Губонина не выплатили заработанные одиннадцать рублей, и решила непременно выяснить, почему так случилось. Артюхов с зимы подрядился отвозить с лесосеки древесину, но к весне вернулся домой: умерла малолетняя дочь да приболела жена. А ему ничего не
Не думала Мари встречаться с самим Губониным, но случай свёл их. Перед самым поворотом к Гостиловке, у Летошников увидели лихо мчавшуюся тройку. Кучер осадил коней перед коляской Бирилёвых, и человек в белой поддёвке, слегка приподняв картуз, поздоровался.
— Владельцы Овстуга? — осведомился человек, в котором Мари, как и Иван, сразу признала купца, встреченного под Рославлем. — А я как раз прослышал, что ваш родитель, тайный советник Фёдор Иванович Тютчев, намерен был продать моему соседу, заводчику Сергею Ивановичу Мальцову, лесок...
— С Сергеем Ивановичем у нас договор: он арендует наш сахарный завод, — резко ответила Мари, решив сразу приступить к своему делу.
— Хм, арендатор... Только дела-то его сейчас плохи: с его стекольных заводов людишки бегут, ему не до приобретений... Так вот я и прикинул, если, конечно, Фёдор Иванович не передумал, самому прикупить ваш лесок. О цене не извольте беспокоиться. Губонин не обманет! Да и хорошую плату определю — понимаю ведь, не по прихоти лишаетесь дедовских рощ, нуждишка — она не тётка родная.
Мари нетерпеливо перебирала в руках зонтик.
Вот, оказывается, кто перед нею — сам владелец почти всех Брянских лесов! Теперь тянется и к их овстугским лесным дачам.
— Дождитесь папа. Он обещал скоро быть, — стараясь сдержать себя, произнесла Мари. — О лесе надо говорить с ним. Однако я не уверена, решится ли он продать его вам. — И тут же перевела разговор — спросила о деле Демьяна Артюхова. Законно ли его лишили заработка?
Разумеется, Губонин ни о каком Демьяне и слыхом не слыхивал. Но он определённо сказал, что работника лишили денег на законном основании: договор был на весь срок, а мужик его нарушил.
— Посудите, сударыня, сами, — усмехнулся Пётр Ионыч, — ежели бы я, например, взял подряд, а сам — в кусты? С меня бы десять шкур изволили б содрать.
Мари рассказала о бедственном положении артюховской семьи, о том, что теперь у них и урожая нет.
— Ну-с, — развёл руками Губонин, — за это, простите, я не ответчик. Придёт ко мне сам, целковый на бедность дам. Войду в положение, и то из уважения к вашим хлопотам. А так, чтобы нарушать закон, потворствовать каждому, кто сегодня — у меня, завтра — дома, такого не будет. Вон, к Губонину очередь стоит — на любые работы согласны! Так что внакладе я не останусь: ушёл Демьян, а на его место, глядишь, уже Касьян...
Губонин вновь приподнял картуз и ткнул кучера в спину. Тройка рванула так, что искры полетели из-под ошиненных железом колёс...
Сейчас в разговоре с братом Мари вспомнила эту встречу и убеждённо повторила:
— Настоящий волк твой Губонин, и от него, как от недородов, болезней и других напастей, надо спасать людей... Между прочим, тебе, правоведу, придётся не раз защищать интересы народа, если ты хочешь служить по совести. Знаешь, о многом я здесь успела подумать, были причины... Но это как-нибудь в другой раз, потом...