Страсти по Феофану
Шрифт:
Юноша ушёл разобиженный, да и Грек расстроился тоже, не довольный собой во всех смыслах: не сдержался, мальчика побил, сделал ему больно; а в словах подмастерья много было правды — и насчёт Летиции, и насчёт Марии. Может, всё-таки не жениться? Взять Григория да уехать в Серпухов? Нет, не получается, слишком далеко всё зашло. Свадьба состоится, он уедет с Машей. Ну, а Симеон вскоре успокоится и возьмётся за мастерскую. У него работа наладится — он человек смышлёный. Без заказов сидеть не будет — новые церкви строят в Силах и на Ковалеве, можно развернуться как следует.
Гриша тоже не возражал, что они поедут в Серпухов, только
— Заскучаешь на чужой стороне? Не начнёшь ли пенять, что тебя увёз?
Девушка ответила искренне:
— Не держи меня за детёнка, Гречин. Я иду за тебя не только по любви, но и по расчёту.
— Это по какому же? — удивился он.
— С пониманием того, что женою сделаюсь знаменитого богомаза. Значит, отблеск твоих лучей озарит и меня. Быть подругой светоча — непростая доля, но почётная, славная. Я ея сознательно выбрала. Посему пойду за тобой даже за три моря.
Софиан склонился к её руке и коснулся губами пальцев. А Мария другой ладонью провела по его всё ещё густым волосам и сказала:
— Ты уже здорово седой.
Обратив к ней лицо, Феофан кисло улыбнулся:
— Нешто моего возраста не знаешь?
Новгородка вспыхнула:
— Я не к этому! И давай уговоримся: больше о годах мы ни слова не скажем. Хватит сомневаться. Скоро обвенчаемся, сделаемся близкими, самыми близкими на свете. Для чего отравлять опасками лучшие дни нашей жизни? Раз и навсегда: я тебе не дитя, ты мне не старик, и забудем про разницу.
Богомаз кивнул:
— Кажется, я приобретаю не только прелестницу, но и умницу.
Маша попеняла:
— Вот уж удружил! Я-то думала, что берёшь меня не за красоту, а за ум. — Но, увидев его смущение, сразу же смягчилась: — Ладно, ладно, не извиняйся. Просто пошутила. Ты доверчивый и такой пугливый! Ничего не бойся: я тебя не раз ещё удивлю в будущем.
— По-хорошему удивишь, надеюсь?
— Разумеется, по-хорошему. Удивлять по-плохому — больно-то не надо ума!
Свадьбу сыграли скромную, без большого числа гостей. Шафером невесты был её брат Иван, а у жениха — Ерофей Новгородец. При обмене кольцами вышла неприятность: Машино кольцо укатилось с подносика, Феофан подхватил его на лету и случайно задел горящую свечку, отчего рукав тут же вспыхнул; пламя загасили, но осадок в душе остался. Люди говорили: скверная примета.
При словах батюшки: «А теперь, молодые, поцелуйтесь», — Грек неторопливо обнял новобрачную, притянул к себе и прижался к устам устами — не спеша, но крепко. Губы девушки были влажные, беззащитные и податливые. От всего её существа шёл такой тонкий аромат, женский, возбуждающий, что у живописца заколотилось сердце: «Вот какое счастье привалило на старости лет! Сам того не чаял. Видимо, награда за мои муки». Он ещё не знал, сколько мук и горя ожидало его впереди!..
Стол, накрытый в усадьбе Аграфены Петровны, прямо-таки ломился от яств. Приглашённые скоморохи веселили гостей разудалой музыкой и забористыми частушками. То и дело гости кричали: «Горько! Горько!» Маша ела мало и довольно заметно нервничала. Дорифор спросил:
— Ты чего такая?
Та ответила неопределённо:
— Ничего... не знаю... Не могу привыкнуть к новому моему положению.
— Опасаешься... нашей первой ночи?
Дочь Василия сильно покраснела:
— Нет...
— Ничего не бойся. Я же друг тебе. И не причиню боли.
— Ой, какой хвастун! Говорят, у каждой это бывает по-разному.
— От мужчины зависит главное.
И действительно: был настолько мягок и деликатен, так её заботливо и нежно ласкал, что она забыла тревоги, успокоилась, полностью раскрылась, испытала бурную волну наслаждения и уже ни о чём не думала, только принимала как должное все его деяния. И, раскинув руки, как крылья, вроде провалилась в бездонную пропасть, вдруг разверзшуюся у неё за спиной. Даже вскрикнула: «Ах!» А потом очнулась и лежала расслабленно, отдыхая, нежась.
Приподнявшись на локте, посмотрела на сопящего рядом Софиана, провела ладонью по его мохнатой груди, хохотнула и прижалась горячей липкой щекой к мощному плечу мужа. А потом, дотянувшись, томно поцеловала в губы. Прошептала:
— Благодарю...
Он прижал её к себе и ответил тихо:
— Это я благодарю, что решила соединить со мной жизнь...
Полная луна заглядывала в оконце и хитро улыбалась лукавой рожицей.
Глава третья
1.
Лжемитрополита Михаила звали в миру Дмитрием Ивановичем Кустовым, или просто Митяем. Он происходил из сельца Тешилова на Оке, из семьи Священника и, приняв сан, проповедовал в слободе, получившей его имя — Митяевой. Когда в 1366 году юный князь Московский Дмитрий Иванович сочетался браком в Коломне с суздальской княжной Евдокией Дмитриевной, тот Митяй пел на клиросе столь величественным басом, что не мог остаться незамеченным. Вскоре его пригласили в московский Кремль для знакомства, и с тех пор оба молодых человека, полные тёзки, завязали прочную дружбу. Пышущий здоровьем Кустов нравился великому князю — юмором, красноречием, широтой натуры. Вместе выпивали, вместе обсуждали важные дела. Сразу коломенский священник сделался духовником повелителя Москвы. А ещё чуть позже — и его печатником. То есть самым доверенным лицом — с правом прикладывать именную печать своего господина к абсолютно любой грамоте.
Разумеется, удивительный взлёт захолустного попа большинству бояр не пришёлся по вкусу. Многие считали его пройдохой. А двоюродный брат Дмитрия Ивановича Московского, князь Серпуховской Владимир Андреевич, прямо говорил: «Поостерегись. Он дерзит вельможам, а с митрополитом Алексием говорит на равных. Это ль не нахальство? Сам живёт в непомерной роскоши, ест на золоте, ходит в бархате и сафьяне. И никто ему слова не скажи — может изготовить хартию с неизвестно какими карами, приложить к ней твою ручку — и пожалуйста, голова покатится с плеч!» — «Не преувеличивай, братец, — усмехался владыка Московского Кремля. — Человек он слегка заносчивый, но разумный. И без моего ведома ничего не делает. Нам такие люди нужны — цепкие, напористые, знающие себе цену, но преданные. Я тебе поведаю по секрету: вижу Митяя митрополитом Всея Руси». У Владимира округлялись глаза: «Да ты что, родной? Как сие возможно? Он ведь — «белое» духовенство, приходской священник, с попадьёй и детьми. А митрополиты — иноки, чернецы, бывшие игумены!» — «Ну, так сделаем его настоятелем. Трудностей не вижу». — «Да Кустов такой жизнелюб, что не даст обета безбрачия». — «Я его уломаю».