Страсти по рыжей фурии

Тронина Татьяна Михайловна

– Я тебя люблю.

– Что?

Я очень хорошо его слышала, но неожиданно его безумное заявление привело меня в чувство – я уже была прежней Таней Танеевой, которая не любила экзальтации ни на сцене, ни в жизни. «Этого не может быть, потому что не может быть никогда», – почему-то подумалось мне.

– Сережа, по-моему, ты на солнце сегодня пересидел, – холодно произнесла я.

– Может быть, я довольно долго тебя ждал.

– Ты мог мне позвонить, спокойно договориться о встрече...

– Это было бы не то. С точки зрения психологии...

–

Что?! – переспросила я, словно не веря своим ушам. – С какой точки зрения?!

Психология – любимое Шурочкино слово!

– Почему ты так враждебно настроилась? – испугался он. Сейчас у Сержа было точно такое же лицо, как тогда на вечеринке, – утомленное, усталое. Мучительно, страдающе закусил он нижнюю губу, сощурил глаза...

– Скажи, пожалуйста, до нашей с тобой встречи ты виделся с Шурочкой?

– С нашей Шурочкой? – переспросил он.

– Да, с нашей Шурочкой. – Я сделала упор на слове «нашей».

– Да.

– И теперь от ее лица ты со мной будешь толковать о науке психологии?

– Я не совсем понимаю...

– Это она посоветовала тебе встретиться со мной?

Мы как раз плыли мимо храма Христа Спасителя – солнце отражалось от его куполов, туристы вокруг так и вились с кинокамерами.

– Нет. От нее я узнал, как мне лучше встретиться с тобой, – ответил он умиротворенным голосом и поцеловал меня в плечо.

– Что же это такое! – в совершенном недоумении воскликнула я, почти закричала, стирая ладонью очередной жгучий поцелуй. – Я ничего не понимаю!

– Я люблю тебя. Я понял это окончательно. Я ни с кем не могу быть счастлив, кроме как с тобой...

– Ты меня не знаешь. Мы десять лет не виделись после школы, и вдруг ты появляешься и говоришь, что любишь меня. Ладно бы у нас в юности был роман, как у вас с Шурочкой, это бы еще как-то объясняло твои слова, но так, вдруг... Ты не шутишь, это не Шурочкины козни?

– Нет, – удивился он. – Я не ожидал, что ты так настроена против нее. Честно говоря, думал, что вы подруги.

– Да, мы почти подруги, – согласилась я. – В последнее время часто встречаемся, болтаем подолгу и все такое... Просто ты заговорил о психологии, а это – Шурочкин конек.

– Ну и что? – Лицо у него вновь стало безмятежным. – Вот с ней я встретился действительно случайно. У меня на центральном компьютерном рынке свое место, я торгую комплектующими, но об этом неинтересно... В общем, она проходила мимо, увидела меня, мы разговорились. Сам не знаю почему, но я говорил с ней только о тебе, меня словно прорвало. И я даже благодарен ей – за то, что она помогла мне набраться решимости и прийти к тебе...

«Вот уж не думала, что Шурочка готова удавиться из-за бутылки коньяка. Случайная встреча! – язвительно подумала я. – Хотя черт его знает... а вдруг и правда случайная. Он говорил только обо мне! Шурочка умеет направить собеседника в нужную сторону. «Он твоя судьба, ты его судьба!» Зомбирует людей с помощью всяких психологических штучек... Про эти штучки всякий дурак знает, они в любом журнале расписаны – как располагать к себе людей, как влиять

на их мнение... Только единицы решают повторить их на практике. Серж попался на эту дешевую уловку. Да мне и две бутылки не жалко ей отдать, подумаешь!»

Я злилась на Шурочку, но не могла не признать очевидного – Серж действительно хотел видеть меня. Если б не хотел, никакие разговоры на него не подействовали бы, наверное. Я злилась потому, что сама теряла голову в его присутствии и никакие спасительные мысли о Мите, о его бесконечной преданности мне на меня не действовали.

– И давно ты понял, что любишь меня? – уныло поинтересовалась я.

– Я всегда любил только тебя. Давно, давно, сколько себя помню. Маленькая Беатриче с букетиком роз, веснушки и солнце в глазах... Тебе было семь лет тогда. Осень, первое сентября...

Надо отдать должное Сержу – он всегда отличался начитанностью. Сравнение с Беатриче очень меня подкупило. Впрочем, я никогда не забывала главного.

– А как же Шурочка? – ехидно спросила я.

Трамвайчик сделал поворот по изгибающемуся руслу Москвы-реки, я закрыла глаза от бьющего прямо в глаза солнца. Как же красиво он говорит...

– Шурочка – просто пережиток подросткового возраста. Вспомни, Данте всю жизнь любил свою Биче, что не мешало ему быть женатым на другой женщине, быть почтенным отцом семейства... Жизнь души и жизнь тела часто не совпадают. Я совсем недавно это понял и решил достичь гармонии.

Все это немного походило на бред сумасшедшего. Меня так и подмывало сказать в ответ что-нибудь язвительное, но сдерживало одно обстоятельство. Я вдруг вспомнила единственный наш полноценный разговор с Сержем, когда он в десятом классе встретил меня после школы и сказал, что я похожа на весну. Да, он подрулил ко мне с единственной целью – разузнать что-нибудь о Шурочке, ведь я была ее соседкой по парте, но говорил он со мной так мягко, так приязненно, словно в глубине души у него действительно пряталось ко мне нежное чувство, но он был слеп тогда и любил то, что считалось возможным любить в то время. Такие Шурочки, наверное, действительно как подростковая болезнь... Они ходят королевами в юности, а потом их время кончается. Быстро увядает ранний первоцвет.

– Что мне тебе ответить? – сказала я, невольно повторяя слова одной из своих театральных героинь. – Я не знаю пока... Любовь – такое нежное чувство, что его лучше не стирать лишний раз словами. Потом, как-нибудь, когда не говорить уже будет нельзя... Поверь, мне тоже есть что тебе сказать.

Вместо ответа он отставил в сторону, на свободное сиденье, бутылку с едва пригубленным пивом и обнял меня. Если на его прежние жгучие поцелуи я еще как-то умудрилась отреагировать более или менее сдержанно, то перед таким тесным контактом устоять не смогла. Словно какая-то невидимая плотина прорвалась в моей душе. И не надо было уже больше сдерживаться, говорить язвительные фразы и казнить недоверием – я полностью доверилась этому человеку, о котором думала большую часть моей не такой уж длинной жизни.