Стратегия исхода
Шрифт:
Как это богачи так доверяют слугам? И что будет, если те ошибутся? Нырнув в багажник, Брэд с шофером обсуждали, как сэкономить пространство, а куча дорогущего багажа стояла себе на тротуаре без присмотра! Они просекут, если кто-нибудь решит сумку уволочь? Они вообще смотрят? Или бродяги такого не крадут? Может, живы еще рудименты соглашений шестнадцатого века между уличными селянами и дворянскими слугами?
В багажнике места все равно не хватило, так что пришлось мне с ручной кладью садиться спиной к водителю. От Алека с Тобиасом меня отделяла громадная бесполезная лимузиновая пустота.
– Как насчет выпить? – Тобиас указал подбородком.
Только тут я заметил бар в
– Вы что будете? – Я встал на колени перед шеренгой бутылок и бокалов. – Есть скотч и, кажется, водка.
– Скотч со льдом, – сказал Тобиас.
– Мне тоже, – сказал Алек.
Цепляясь за покрытый ковром выступ на полу, я смешал три. Один поставил на бар, затем с бокалами пополз к Морхаусам.
– Свой тоже принеси, – сказал Тобиас.
Я подчинился. Похоже, Тобиас желает излить на нас свою мудрость. Сидеть на полу у его ног – небольшая цена за подобное приближение к главе «МиЛ».
Но Морхаус попивал скотч и разглядывал в окно сцепившиеся бамперами машины, что тащились к тоннелю Холланд.
– Наверное, надо было нам по мосту, – сказал я, пытаясь завязать разговор. Если Тобиас не отреагирует на сигнал, вернусь на свое место. Морхаус не ответил. Я молча размышлял, как бы смыться, не показывая, что не оценил чести, и тут Алекова голова откинулась, а челюсть отпала.
Тобиас посмотрел на сына и с невероятной нежностью передвинул его так, чтобы тело удобнее привалилось в угол. Подложил ему под шею свернутый пиджак и укрыл плащом.
– Славный пацан, – сказал Тобиас. – Тем более – столько перенес.
– Ага, – я попытался изобразить сочувствие. Что такого перенес этот привилегированный ребенок?
– Бирнбаум, знаешь ли, нашему семейству сильно жизнь усложнил, – сообщил Тобиас.
– Да? А как?
– Алек тебе не рассказывал?
Я покачал головой.
– На него похоже, – Тобиас улыбнулся спящему сыну. – Все нипочем. Даже несчастный случай.
Я так понял, Тобиас имеет в виду принстонскую неприятность.
– Да ничего особенного и не было, – сказал я, пытаясь умалить собственный героизм. – Темно. Заплутал слегка. Со всеми бывает.
– Не в этом дело. Он же левую руку не может выше плеча поднять, знаешь.
– Не знал. Понятия не имел.
– Его в Андовере из-за этого дразнили. Он правда тебе не говорил?
– Нет. А как это вышло? – Вряд ли такая уж гениальная идея – обсуждать Алека, пока он сном праведника спит.
– Забавно, как все повернулось.
Я не въезжал, о чем он толкует. Даже не знал, как спросить. Морхаус прекратил мои мучительные раздумья.
– Мы с Эзрой дружили еще с «Манхэттенских сбережений и ссуд», – начал он. – У «МиЛ» даже места на бирже не было, а Бирнбаум проверял бизнес-ссуды в банке. По субботам прямо из синагоги приходил к нам домой, на угол Лекса и Восемьдесят третьей. Помню, он стаскивал с головы ермолку, аккуратно складывал пополам и совал в задний карман. Потом мы смотрели игру. Ну трепались за парой пива. Обсуждали, как завоюем финансовый рынок.
– Я не знал, что вы так давно знакомы.
– Давно, да, – сказал Тобиас, подставляя мне стакан. Надо смазки подлить. – Бирнбаум тогда был настоящим психом. Полнейшим невротиком. К психоаналитику [122] ходил.
– А что с ним было? – спросил я, осторожно вручая Тобиасу стакан, до краев наполненный языкоразвязывателем «Джонни Уокер Блэк».
– Ему казалось, людям что-то на головы рушится, – засмеялся Тобиас. – Или вот-вот рухнет. Коктейля не бывало, чтоб он не предупредил кого-нибудь – мол, вроде вон та люстра сейчас сорвется с потолка им прямо на головы. Или, скажем,
122
В данном случае речь идет о профессиональном психиатре или враче, специализирующемся на психических заболеваниях. Поликлиники редко назначали психиатрическое лечение, поэтому «психоаналитики» лечили почти исключительно представителей высшего класса. Многие «психотерапевты», по сути, являлись наркодилерами, толкавшими своим пациентам легально прописанные высококачественные лекарства. – AMELIAB8S.
Я отупело поморгал.
– А, ну да, – пожал плечами Тобиас. – Ты слишком молод. Небоскреб «Метлайф» [123] . Там наверху была посадочная площадка. Вертолет как-то не рассчитал и вмазался прямо в верхний этаж. На улицу мусор посыпался, погибла женщина.
– А Бирнбаум это предсказал?
– Нет. Но посчитал доказательством того, что такие вещи случаются. Вырезал из газет все заметки, носил в портфеле. Куда бы ни ехал, все время их перечитывал.
– И психиатр его вылечил?
123
Небоскреб Сайентологии на 44-й улице. – Сабина Сэмюэлс.
– Конечно, – сказал Тобиас. – Вылечил. Загипнотизировал и дал ему такую маленькую – как сказать? – мантру короткую, говорить всякий раз, если кажется, будто с кем-то случится несчастье. Что-то вроде: «Все вне опасности, ничего страшного, все в безопасности, все будет хорошо».
– Простенько так.
– И действовало, уж ты мне поверь. Как-то он приехал в субботу. «Нью-Йоркские Ракеты» играли. Алеку не было года. Еще на четвереньках ползал.
– Трудно представить, как вы двое сидите на диване, пивко попиваете, и Алек под ногами ползает. – Я с наслаждением вообразил Тобиаса каким-то мелким буржуа.
– Хуже того, – хмыкнул Тобиас. – Мы сидели в раскладных креслах – я их купил, хотя мать Алека была против. Не в ее вкусе. Господи, она их терпеть не могла. Ну вот, мы накачались «Микелобом», смотрели «Ракет», а Мэри на кухне жарила гамбургеры или курицу.
– Поразительно, что Алек не стал фанатом, – заметил я.
– Поразительно, что у Алека фобий не развилось, – отозвался Морхаус. – Понимаешь, когда Мэри была на кухне, за Алека я отвечал. В доме все было для детей безопасно, так что мы ему позволяли везде бродить. Ну, может, попкорна ему подкидывали. Эзра всегда в таком состоянии был, он следил за Алековым ротиком, чтобы ребенок не подавился.
– По-моему, довольно дико.
– Но когда Эзра вылечился, все изменилось. Понимаешь, у него только закончилась гипнотерапия, и он все повторял свою мантру. Мы слышали, как он себе под нос бормочет, входя в лифт. Непрерывно бубнил. Я привык не обращать внимания. Он по правде видел, что сейчас будет, но ничего не сказал.
– Что видел?
– Мы в этих креслах лежали. Полностью откинулись. Почти горизонтально. Алек залез под мое. Эзра видел, хотел меня предупредить, но решил, что дергается, потому что болен. И стал повторять свою мантру. «Все вне опасности, все в безопасности» и так далее. А тут меня Мэри с кухни позвала. Жир от курицы слить, что-то такое. Никогда не забуду. Я кладу руки на подлокотники, сейчас встану и вижу: Эзра зажмурился, у него губы шевелятся – мантру повторяет.