Стратегия любви
Шрифт:
— Кэтлин…
— Знаю, ты пытался произвести на них хорошее впечатление, но ничего этим не добился. Ты представил меня в их глазах как беспечную, глупую женщину, вместо того чтобы сказать правду. — Она сделала глубокий вдох. — Признаю также, что с моей стороны было нереально назначать одновременно две встречи, но это моя оплошность, вот и все. Тебе было бы честнее сказать им, что я проявила невежливость так, просто ради шутки.
Он вздохнул.
— Ну, конечно, если ты представляешь это таким образом… Но если бы не твой проклятый бизнес, Кэтлин, то не было бы никаких
Она долго смотрела на него и потом спокойно сказала:
— Дело не в моем бизнесе, Маркус. У нас главное разногласие в том, что каждый из нас хочет получить от жизни. В этомвся проблема.
Она сняла с пальца кольцо, подаренное ей при помолвке, и протянула ему. Бриллиант искрился в солнечном свете, затопившем кафе.
Он не протянул руки, чтобы взять его.
— Не устраивай мелодрам, Кэтлин, — резко сказал он. — Разрыв помолвки — очень серьезное дело.
— Я знаю об этом.
— И это избитый прием, чтобы привлечь внимание.
— Я совершенно серьезна, Маркус. Пожалуйста, прояви ко мне достаточно уважения и поверь, что мне нелегко это делать.
У Кэтлин устала рука. Казалось, кольцо весит целый фунт.
Он не шелохнулся.
— То, что Лаура отказалась от своей свадьбы, конечно, вовсе не основание для проявления с твоей стороны сострадания, да еще выраженного таким образом.
— Маркус, возьми это проклятое кольцо.
— Н ет, — твердо произнес он. — Ты устала и раздражена. Я признаю, что, возможно, мне нужно было быть более предусмотрительным вчера вечером. Но задетое самолюбие не может стать причиной разрыва нашей помолвки, Кэтлин.
— Нет, может, Маркус. Именно потому, что ты не понимаешь, что значит задетое самолюбие.
Она опустила кольцо в пепельницу, стоящую на краю стола, и поднялась в тот момент, когда официант принес две большие тарелки с еще горячим омлетом. У нее было мгновенное побуждение сесть и начать есть: еда выглядела аппетитно, и внезапно, что хуже всего, она почувствовала голод. Но потом передумала.
— Извини, я сегодня переезжаю. И мне предстоит собираться.
Сорвавшиеся у нее с языка слова немного ее удивили, на самом деле она не думала о переезде до этого момента. Однако это имело смысл. Совершенно неожиданно у нее выдался свободный день. И когда те молодые ребята закончат с вещами ее матери, еще одним рейсом грузовика они заберут все ее вещи. Это будет намного легче, чем пытаться завтра все это делать самой.
— Мы не закончили наш разговор.
— Нет, закончили.
Она направилась к двери.
Маркус вытер губы салфеткой — как это он делал всегда, — взял из пепельницы и направился к ней.
— Ты не в своем уме, Кэтлин. Ты не можешь принимать разумные решения в пылу гнева.
Он может не называть тебя Котенком, но он обращается с тобой как с котенком…Пенн явно был прав на этот счет.
Она вытащила ключи от машины из бокового кармашка сумочки и только потом вспомнила, что приехала не на своей машине.
— Куда ты повезешь меня на медовый месяц, Маркус? — между прочим спросила она.
Он моргнул.
— Это имеет значение?
— Ты имеешь в виду, изменю ли я свое решение, если мне понравится место? Нет. Мне просто любопытно.
— Меня всегда привлекали Бермуды, — сказал он твердо.
— Февраль на Бермудах? — Она задумалась и опустила ключи снова в сумочку. — Будь внимательнее, Маркус. Официант собирается призвать тебя к ответу за неоплаченный счет.
Она толкнула дверь.
— Я не потерплю, чтобы со мной так своевольно обращались, — предупредил Маркус. — Если ты сейчас уйдешь, Кэтлин, то все будет кончено.
— Это общая фраза.
Она произнесла это как можно мягче. Ей и в самом деле стало жаль его, когда она поняла, что в его взгляде были не гнев, не негодование. В нем было замешательство. Какой бы уставшей она ни была, она почувствовала, что ее походка стала более упругой, когда она вышла из деловой центральной части города и направилась в жилой район. Если это то, что Маркус называет «обсуждение проблем», она ему благодарна: ей больше не придется обсуждать их с ним.
Темнота будто всегда опускалась раньше и более неожиданно на Сапфировое озеро, чем на город, — холмы и деревья укрывали маленькую долину. Когда последние ящики были внесены в коттедж и Джил и грузчики уехали, над мирными водами озера уже нависли сумерки.
Она осмотрелась вокруг, и сердце ее упало. Груды ящиков загромоздили все углы самой большой комнаты коттеджа, напоминавшего по своему строению букву «А». И хотя, стоя у подножия спиральной лестницы, она не могла заглянуть в единственную спальню на чердаке, она догадывалась, что та тоже заставлена ими доверху.
Ее машина была забита одеждой. Маленький стол на крошечной кухоньке в задней части коттеджа буквально ломился от бумажных мешков с провизией. Она откопала скоропортящиеся продукты и затолкала их в холодильник. Но ей придется все это разобрать, чтобы сделать себе хотя бы бутерброд с арахисовым маслом. Предстояло приготовить и постель, если ей удастся отыскать простыни — среди своих вещей или где-нибудь у Джил в чулане. Предпочтительнее найти свои: в коттедже чувствовались сырость, и холод — видимо, он долго стоял закрытым. Если зажечь камин, затхлый запах сырости пропадет — но хватит ли у нее сил пойти поискать дрова и хворост для растопки? Сил не было. Все равно она должна приниматься за работу, по крайней мере хорошо потрудиться, чтобы лечь спать в нормальную постель. Завтра у нее будет предостаточно времени для отдыха.
Она щелкнула выключателем, чтобы зажечь верхний свет в большой комнате. Лампочка вспыхнула на долю секунды необычно ярким светом, послышался зловещий хлопок, и все опять погрузилось в темноту. Кэтлин тихо выругалась. Будь проклята эта лампочка — она единственный источник света. Дотянуться до нее было слишком высоко — двенадцать футов от пола, никак не меньше. И она не помнит, попадалась ли ей на глаза где-нибудь лестница. А теперь в быстро сгущающейся темноте ей и вовсе не отыскать ни ее, ни другую лампочку. И совершенно ясно, не очень-то много она распакует в темноте.