Стратегия обмана. Политические хроники

Ванина Антонина

— Ты читал сегодняшнее коммюнике Красных Бригад? О чём там речь?

— Да всякая революционная чушь, — произнёс Родерик и стал нудно перечислять, — ХДС — злобный враг пролетариата, Красные Бригады начинают борьбу с империалистическим мондиалистическим государством, и пусть трепещет буржуазия, пролетарии всех стран соединяйтесь, аминь.

— Рори, мне всё это не нравится, — сетовала Алекс, и в голосе проскальзывали панические нотки, — в любой момент нас может накрыть полиция, карабинеры, армия и чёрт его знает кто ещё. Сколько времени нам торчать в городе? Разве Дэвид не понимает, что с каждым днём шанс попасть в облаву только возрастает.

— Слушай, —

попытался успокоить её Родерик, — ты так говоришь, только потому, что не знаешь здешних реалий. Это Италия, здесь своя политическая традиция.

— Ну и что? Какое мне дело до политики? Я просто не хочу попасть в тюрьму.

Родерик ещё раз попытался её успокоить.

— Ладно, скажу прямо. Моро никто искать не будет.

— Что за ерунда? — хотела было возмутиться Алекс, но Родерик продолжил говорить:

— Это политика, Алекс. Моро не в фаворе у тех, кто сейчас у власти в Италии. У них более тёплые отношения с Вашингтоном и Лэнгли. Заешь, что Моро вёз в тот день в парламент? План закрепления коммунистов во власти. План нашли в его портфеле, который остался в машине. У Моро своё видение, каким должно быть правительство Италии, так что пойми, пока он с этим мнением не расстанется, его никто не будет искать.

В сказанное слабо верилось. Как-то это дико и несуразно — выгонять на улицы сорок тысяч карабинеров и солдат только для того, чтобы не искать Моро?

А через неделю ей поручили спрятать новое коммюнике — в нём говорилось, что Альдо Моро будет предан пролетарскому правосудию.

— И что это значит? — спросила она Марио, получив листок в подпольной типографии. — Вы его четвертуете или дадите пожизненное?

— Я смотрю, ты не самого лучшего о нас мнения.

Это замечание стало последней каплей, после того как Родерик прямым текстом сказал ей, что Красные Бригады наняло правительство Италии, чтобы устранить нежеланного политика:

— А что мне думать, Марио? Я читала резолюцию ваших Бригад. Там написано, что вы против левых партий и демократических профсоюзов. Так в чём разница между неофашистами и вами? Вы же банальные провокаторы, ряженые в красное, а внутри коричневые.

— Я с тобой свои взгляды обсуждать не намерен, — сухо ответил Марио. — Не будь ты с Дэвидом, я бы тебе лично объяснил, в чём смысл пролетарского правосудия.

Алекс и это не смогла оставить без комментария:

— Не будь тут Дэвида, я бы тебе лично показала, что значит диверсионная атака против неугодных политических сил.

Неуживчивый нрав, усугубленный ожиданием неминуемого ареста, дал о себе знать. Если Родерик давно привык к выходкам Алекс, то ни Марио, ни Дэвид её особенностями характера проникаться не стали. Вскоре Алекс перестали доверять доставку коммюнике и всё что ей оставалось, так это сидеть на квартире с Рафаэле и включать для него радиостанцию.

Он регулярно покупал прессу и вычитывал в ней всё, что было связано с похищением Моро, тем более, что об этом не писал только ленивый. А Алекс всё просила его перевести ей хоть что-нибудь.

Оказалось, когда её отстранили от должности курьера, Моро позволили писать письма на свободу. Вот их-то охотно публиковала итальянская пресса.

— «Я не намерен умирать смертью жертвы, — медленно и степенно читал послание узника Рафаэле, — моя семья нуждается во мне. Я обращаюсь к партии с просьбой организовать обмен узников, который был бы осуществлен при посредничестве Ватикана. Несправедливо, если бы я один ответил за наше коллективное действие

всей нашей партии. Если бы охрана не была ниже предъявленных к ней требований, я, может быть, не был бы здесь. Я нахожусь под контролем полным и ничем не ограниченным, меня подвергают народному процессу, который может регулироваться определённым способом. Существует риск того, что меня могут попросить или заставить говорить о таких вещах, которые могут стать неприятными или даже опасными в определённой ситуации. Возможно, в этой жесткой по отношению ко мне позиции скрывается американское или западногерманское влияние».

Рафаэле выразительно посмотрел на Алекс:

— Он тебя запомнил.

— Ну и плевать. Так значит, он ждёт обмена?

— Да сейчас в Турине судят наших товарищей. Было бы неплохо вызволить их и обменять на Моро.

— А при чём тут Ватикан.

— Говорят, Моро дружен с папой.

Это признание немного успокоило Алекс. Значит, объявление о пролетарском суде не более чем показушная угроза. Да, Моро будут беречь, потому-то в его народной тюрьме в фешенебельном районе и обустроен мини-госпиталь — он нужен только живым и здоровым. Зря она нагрубила Марио, ведь он не изверг. Это ведь та же история что с Карлосом и министром Ямани — много страшных угроз и обещаний убить, а в итоге выкуп и прозрачный намёк заигравшемуся чиновнику, что не стоит переходить дорогу политике Штатов в целом и госсекретарю Киссинджеру в частности.

Прошло четыре дня. Бригады отослали третье коммюнике на тему революционного насилия и противоречия между городским пролетариатом и империалистической буржуазией. По телевидению премьер-министр Андреотти ответил безапелляционно — он не намерен вести переговоров с террористами.

— Это как так? — нервно усмехнулась Алекс. — Красные Бригады говорят, что казнят Моро, если его не обменяют на других бригадистов, а премьер говорит — убивайте? Так что ли?

— Просто он надеется, что карабинеры найдут Моро раньше.

После недавнего разговора с Родериком Алекс не была уверенна, что премьер-министр думает именно так. А ведь он однопартиец Моро. Бедный председатель — кругом измена. А ведь было в этом что-то неправильное. Ещё в прошлом году, когда в помощь ныне покойным лидерам Фракций Красной Армии палестинцы захватили самолет с пассажирами, власти ФРГ тоже заявили, что не будут вести переговоров с террористами. Когда тот самолет сел в Италии на дозаправку, эти западногерманские человеконенавистники из верхов уговаривали итальянские власти провести в своём аэропорту штурм. Но те отказались и сказали, что не допустят кровопролития на итальянской земле. Тогда Алекс согрело душу то заявление, значит, есть где-то ещё нормальные политические лидеры, для которых, в отличие от властей ФРГ, жизни простого человека не пустой звук. А теперь она поняла, что поспешила с выводами — для людей вроде Андреотти простые немцы, видимо, оказались дороже Моро.

Через три дня, когда Алекс и Рафаэле уже выключили аппаратуру и собирались покинуть конспиративную квартиру, в дверь постучали. Алекс так и замерла на месте, боясь пошевелиться. Постучали ещё раз. Рафаэле дал знак, молчать. Сам же тихими шагами он подошёл к окну и, слегка отодвинув занавеску, посмотрел на улицу. Алекс ещё пять минут стояла в позе каменной статуи, прежде чем он сказал:

— Всё, они уехали.

— Кто?

— Карабинеры.

У Алекс чуть сердце не остановилось. Ещё никогда она не была так близка к разоблачению, даже в Лондоне. Даже в Ольстере.