Страж и королева
Шрифт:
— Так что?! — процедил он опять, не отводя взгляд, — сам-то расскажешь?!
Я вздохнул. Кого он хотел обмануть?! По его сжатой челюсти я лишь окончательно убедился, что прав. Слишком уж бурно друг отреагировал.
— У меня точно никаких подобных чувств ни к кому нет, — спокойно и с легкой печалью ответил ему, осознавая, что тот даже не может притворяться, настолько поглощен своим чувством к Эвер. Я видел его нервозность и не понимал, как можно так относиться к любой девушке, ощущая, что просто обязан вмешаться. Румей нуждался в моей помощи! Он должен был пройти Церемонию! И я был намерен сделать все, чтобы
— Я только и мечтаю о Церемонии, ни о чем другом. Это самое важное сейчас, — продолжил я, пытаясь убедить, что и друг должен забыть об остальном. Хотя бы на время. — Ты должен знать это лучше любого другого и не забивать голову этими глупостями. Сам же знаешь, что нам нельзя думать о подобном сейчас! Только помочь хочу, а ты огрызаешься! — уверил Румея, держа его тяжелый взгляд, все больше волнуясь за друга. Неожиданное понимание, как это важно для него не дало сказать глупость или продолжать отчитывать.
Парень отвел глаза и вдруг доверительно тихо произнес:
— Сам знаю! Я же не дурак. До Церемонии не позволяю себе даже думать об этом, но это сложно. А вот потом….
Он как-то судорожно и словно отчаянно вздохнул, бросив взгляд туда, куда я сам смотрел еще совсем недавно. Место Церемонии. Только в его глазах сейчас было другое. Печаль, сожаление и надежда.
— А потом мы должны уйти, — вздохнул я, продолжив фразу за Румея. То, что оба понимали.
— Да. И только потом долг, — кивнул он, не отводя взгляд.
С начала обучения нам говорили, что у каждого стража должно быть хотя бы по два ребенка, чтобы стражи не вырождались. Будет это по соглашению или дальше пара будет жить вместе и воспитывать своих и чужих детей — мы все решали для себя после того, как возвращались из странствий служения. Это и был долг перед родом, уже после долга людям. До этого можно было влюбляться, но думать о будущем вместе только после всего.
Я смотрел на Румея, видя бурлящие чувства друга. Неожиданно его напряженная поза сказала о внутренней борьбе намного больше, чем то, что тот, возможно, хотел показать.
— И это если она не откажет, — тихо добавил я вторую правду. — Эвер может полюбить другого….
На эти слова друг резко повернулся лицом ко мне.
— Ты думаешь, я не понимаю сам и это?! За кого ты меня принимаешь?! Что я такой идиот?!
Он сделал вздох.
— Потому и откладываю разговор с ней. Как минимум после Церемонии. Если не нравлюсь, то и сожалений не будет, уйду к людям с легким сердцем. А если вдруг все же…
Он не закончил, но отчаянная надежда засветилась в глазах.
— Ну и правильно! — попытался приободрить его я. — Не надо думать об этом сейчас! Давай сначала станем стражами, а потом кто знает, что нам скажет дар? Может, разлюбишь?! Или все это будет не так сильно?
Друг странно ухмыльнулся. Грустно. Казалось, он совсем не верил в такой исход. И вдруг мне в голову пришла мысль, чтобы облегчить мучения Румея.
— А что если я попробую с ней поговорить? Ну, расспросить и понять, как она к тебе относится? Намеком. А?
Тот взволнованно посмотрел в ответ.
— А ты сумеешь? Так, чтобы аккуратно? Что-то меня берут сомнения…. Ты не очень-то тактичен, если честно, — хмыкнул он
— Как сумею, — улыбнулся я, радуясь, что сейчас друг больше похож на самого себя прежнего, — не хочешь, могу и не разговаривать! — пожал я плечами с усмешкой, дразня. Оба это понимали.
Румей же подошел совсем близко, пристально смотря в глаза, будто хотел убедиться, что я искренен. Мне оставалось лишь терпеливо ждать, чтобы тот понял это и поверил. Так мы стояли молча и смотрели глава в глаза. Вдруг за моей спиной раздался голос младшей сестры Саелы. Капризный и по-детски даже чуть визгливый пока. Ей только исполнилось одиннадцать. Самый ужасный возраст, когда уже осознаешь себя взрослым, хочется доказать, что многое можешь, а все вокруг твердят, что еще маленькая. И она отыгрывалась на всех нас за это как могла. Да еще дружила с такой же, как сама оторвой, Лирой. Нашей соседкой того же возраста. Обе и по одиночке были невыносимы, а проводя много времени вместе, становились просто катастрофично невозможны. Я давно говорил родителям, что их дружба плохо отражается на характере сестры.
— Арай, папа зовет тебя на разговор! — сказала она с мученическим недовольством, потому что не могла ослушаться одного из Главнейших. Или его жену, тем более, когда это собственные родители, даже если это была просто просьба передать сообщение, — и не надо меня использовать как почтового голубя! И маме скажи! Это она послала к тебе, когда у меня другие планы!
На этом сестра, не дожидаясь моего ответа, развернулась и вместе с подругой пошла к стрельбищу попрактиковаться из лука. Это было очень грубо по отношению старшему и почти стражу, не говоря о том, что намеренно сказано таким снисходительным тоном, что я разозлился. Где искать отца? Дома или в доме Главнейших? Она словно специально хотела поставить меня в идиотское положение, не сказав все. И я не выдержал. Сделав буквально один резкий выпад, схватил Саелу за плечо, удерживая, лишь желая уточнить, как увидел у своей руки нож.
— Отпусти ее или пальцы тебе отрежу, — прошипела неожиданно Лира, смотря с непонятной злостью, — уж пораню точно!
Я бросил очумелый взгляд на девчонку. Та была со смешно торчащими короткими каштановыми волосами, которые явно долго пытались убрать так, чтобы не мешали. Но все попытки закончились тем, что она еще больше стала похожа на ощетинившего иголками ядозуба. Это пугливое и дикое животное отстреливалось при опасности тонкими короткими ядовитыми иголками, которые потом воспалялись и вполне могли стать причиной смерти. При этом само несчастное создание оставляло себе лишь подшерсток, и потом было вынуждено голодать, отсиживаясь в норе, пока не отращивал новые, боясь выйти наружу. Вот и взгляд Лиры был таким, что не станет отступать.
— Ты чего? — выдохнул я ошарашенно от такой наглости, — ты понимаешь, что делаешь?! — тихо спросил, не желая привлекать внимание. Оскорбление старших таким действием грозило девчонке наказанием. К счастью, в Румее я был уверен. Тот скорее навалял бы ей, чем подставил под розги. Он всегда ценил отчаянную храбрость. Пусть и бесполезную.
— Скажу, что оборонялась, — вздернув подбородок, вдруг заявила нахалка. — А если ты настоящий страж, то стыдно боятся какой-то девчонки. Или как?!
На этом она сузила глаза и угрожающе тихо спросила: