Страж

Андрижески Дж. С.

— Тогда ты знаешь, что она не останется с этим человеком, — сказал он. — Кем бы они ни были друг для друга сейчас. Она не останется с ним.

Лёжа на спине, Ревик обдумывал слова Торека.

Он думал об Элли с Джейденом, о том, как она вела себя с ним.

Затем он подумал о том, кем она будет, когда Совет, наконец, пробудит её.

Его свет ненадолго резонирует с её светом, когда он вспоминает, пробуя частоты, которые он иногда ощущает в её свете, шепотки и проблески того, кем она является за маской, которую она проецирует в мир. Он помнит, насколько

по-другому она ощущается в этом пространстве.

Что-то в его теле расслабилось, даже когда боль в груди усилилась.

— Да, — сказал он. — Да, я понимаю это.

Торек кивнул, глядя на него сверху вниз, и его золотые глаза слабо светились.

— Брат, — сказал он мягче. — Ты также знаешь, насколько маловероятно… что она будет с тобой?

Ревик почувствовал, как боль в груди снова стала острой, как раскалённое железо.

Долгое мгновение он не мог говорить.

Реальность этих слов обрушилась на него, затмевая разум, затуманивая зрение. И снова его захлестнула волна чувств — жидкий жар, разлившийся по груди. Он мог только дышать, ожидая, когда это пройдёт, потерявшись в ощущении пребывания в нигде. Что на самом деле его вообще не существует.

Казалось, что внутри что-то треснуло.

Казалось, что его сломали.

Однако он почувствовал, что в этом есть правда.

Он почувствовал это и понял, что всегда знал.

Ему никогда не позволили бы иметь что-то по-настоящему интимное с Мостом. Он был Шулером. Его свет не был чистым. У него не было ни статуса, ни имени, о котором можно было бы говорить. Его избегала собственная семья. Ему не было места в Азии. Чёрт возьми, его даже не пускали в Азию.

Он был никем. Наёмный работник.

Мост, с другой стороны, являлась знатью.

Она была бы самой высокопоставленной из всех среди видящих.

— Да, — грудь Ревика сжалась причиняя ему боль, но он заставил себя посмотреть правде в глаза. — Да, я знаю это, — он открыл глаза, только тогда осознав, что закрыл их. Слезы наполнили их во второй раз. Он посмотрел на Торека, чувствуя, как напряглись его челюсти. — Мне сказали, что она будет со мной, что мы будем… — он покачал головой. — Я никогда им не верил. Я не понимал, зачем они сказали мне это. Я не понимал, зачем кому-то лгать о чём-то подобном.

Он пытался вспомнить слова, которые использовала Кали.

Она сказала, что Ревик и Мост будут вместе, что они будут любить друг друга.

Но это могло означать что угодно и ничего не значить.

Это могло означать, что они потрахаются однажды ночью, спустя годы, после того, как Элли пробудится, и они с Ревиком станут друзьями. Это могло означать, что Ревик в конечном итоге станет союзником, кем-то, кому она доверится, возможно, даже долгосрочным любовником, по крайней мере, пока она остаётся одинокой. Это могло означать, что Ревик возьмёт на себя роль своего рода старшего брата, пока она будет проходить обучение. Чёрт, это могло означать, что он будет её учителем, по крайней мере, в более боевых аспектах тренировки зрительных навыков видящих.

Это могло означать, что Ревик останется её телохранителем.

Это

могло означать что угодно.

Осознав в какой-то не такой уж тайной части своего сознания, что означали слова Кали, он снова закрыл глаза, боль в груди усилилась.

Она уже обещана другому.

Все знали, что Мост принадлежит Мечу.

Все это знали.

Видящих учили этому в детстве.

Элли была обещана своему мужу ещё до своего рождения.

— Ты доверяешь этой персоне? — Торек надавил. — Тому, кто сказал тебе, что в конечном итоге у вас с ней будут какие-то интимные отношения?

Ревик сначала не смог ответить.

Вдали виднелся золотой океан, становившийся всё слабее. Он изо всех сил старался не вспоминать, что он там чувствовал, насколько это было похоже на дом.

Настоящий дом.

Он изо всех сил старался вспомнить, кем он был. Кем он был на самом деле.

Когда он открыл глаза в следующий раз, то увидел, что Торек хмуро смотрит на него сверху вниз, увидел сочувствие в этих золотых глазах, тепло, исходящее от его света. Ревик также почувствовал там более сильный заряд, но не недобрый. Возможно, решимость не сюсюкаться с ним.

Может быть, решимость сказать ему правду.

Почему-то воспоминание о том, где он был, о физической природе комнаты, знание того, что он в Лондоне, что он прикован цепями в гостиной другого видящего, и что Торек намеревался заняться с ним сексом после этого — это вернуло разум Ревика в рабочее состояние.

Его накрыла ясность.

В этот раз всё прояснилось.

— Нет, — сказал он. — Нет, я не доверяю той, кто сказала мне это. Она защищала свою дочь. Я не виню её за это, но я не могу поверить ничему из того, что она сказала.

Торек сжал его руку.

И снова сочувствие отразилось на его лице.

Ревик почувствовал искренность, стоящую за этим.

Он даже почувствовал то, что могло быть любовью, заключённой в свете золотоглазого видящего. Не настоящей любовью, конечно, даже не романтической любовью, но привязанностью, как минимум.

Ревик больше не смотрел на него.

Он обнаружил, что смотрит на камин.

Не в сам камин, а над ним.

Его взгляд отыскал каминную полку, задержавшись на массивных часах, вделанных в камень и известковый раствор, прежде чем опуститься ниже, к аккуратному ряду серебряных статуэток, стоящих на дереве. Ревик знал их все, каждую изображённую фигуру. Все они олицетворяли того или иного бога, богиню или посредника в пантеоне видящих.

Он увидел там Дракона. Он увидел Черепаху рядом с Драконом.

Он увидел Стрелу рядом со Щитом.

Он увидел Рыцаря рядом со Слоном.

Он увидел сам Мост…

Рядом с ней, в центре той же самой мантии из красного дерева, стояла серебряная статуя, больше остальных.

Это были Меч и Солнце.

Ревик вспомнил, как часами разглядывал этот же символ на стенах пещер Памира.

Глядя на это сейчас, он почему-то успокоился, как и тогда.

Или, может быть, это просто заставило его вспомнить, что он здесь делает.