Страж
Шрифт:
Время остановилось. Я ждал. Боль не приходила. Я не чувствовал, что его клыки рвут меня на куски, хотя кабан продолжал лежать на мне, прижимая к земле. Раздался крик, а затем туша поднялась. Я вдруг почувствовал себя легче воздуха. Повернувшись на бок, я начал дышать, сотрясаясь всем телом и всасывая полные легкие воздуха, подобно тонущему человеку. Кто-то сунул мне в руку бурдюк с водой, и я отхлебнул из него, дожидаясь, пока окружающий меня мир перестанет кружиться и все встанет на свои места.
Когда все успокоилось, я открыл глаза и увидел лежащего рядом вепря. Умирающий зверь дергался в предсмертных судорогах, губы его завернулись, полностью обнажая
— Ты цел?
На левой щеке у меня был глубокий порез, который сильно кровоточил, хотя и не очень болел, — позднее из него получился довольно интересный шрам, хотя вреда эта рана мне почти не причинила. По-настоящему пострадала только рука. Найзи исследовал ее с очень серьезным выражением лица, после чего объявил, что повреждены только мышцы.
— Давайте спустимся к ручью, и я промою рану.
К тому времени, как он перевязал мне руку, я успел засунуть голову в холодную воду и немного прийти в себя, а мальчики — раз двадцать рассказать мне о том, что случилось, так что я довольно неплохо смог представить себе всю последовательность событий. Когда вепрь неожиданно изменил направление атаки, получилось так, что я промахнулся, и мое копье не попало в жизненно важный центр, находящийся в том месте, где шея животного переходит в грудь. Зверь сбил меня с ног, и я оказался под ним. В создавшейся свалке копье Найзи отлетело в сторону, поэтому он вытащил кинжал и прыгнул на спину вепря, целясь ему в горло. Именно тогда я почувствовал, что меня придавило. Его действия помешали вепрю нанести мне смертельный удар, а за это время Ардан и Эйнли успели воспользоваться копьями. Я окинул ребят взглядом. Найзи был покрыт кабаньей кровью, но совершенно не пострадал. Эти трое мальчиков спасли мне жизнь. Я почувствовал, что к горлу подступил комок, и, пытаясь скрыть свои чувства, хрипло промолвил:
— Залезайте в ручей и смойте кровь, а то еще подумают, что из-за моего недосмотра вы получили смертельные увечья.
Найзи скинул кожаную куртку, обнажив безволосую грудь и плоский живот, рельефный, как черепаший панцирь. Он, поднимая брызги, дошел до середины ручья, остановился на широко расставленных ногах, наклонился, погружая голову в воду, а потом резко выпрямился, словно рычаг осадной катапульты, так что вода скатилась по его спине и полетела в нашу сторону широкой искрящейся дугой. Под его белой кожей резко выступили продолговатые гладкие мышцы. Он обеими руками откинул с лица длинные черные волосы, отряхнулся, как собака, и стал уворачиваться от палок, которые мы принялись швырять в него за то, что он окатил нас брызгами.
Я думаю, что мы все увидели ее одновременно. Казалось, вот только что мы смеялись над Найзи и ее не было, а потом, не успел я моргнуть, как она уже стояла на противоположной стороне ручья, едва касаясь босыми ногами края воды.
Лишь взглянув на нее, я сразу же ощутил две вещи. Во-первых, я понял, что это самое прекрасное создание на свете. Во-вторых, я почувствовал печаль, которая окутывала ее, словно вуаль. Хотя ее улыбка и пронзила мое сердце, как солнечный луч пронзает тьму, я почти увидел окружавшую ее пелену печали.
От неожиданности мы все на мгновение замерли, но Найзи, казалось, просто превратился в камень. Он смотрел на нее, не говоря ни слова, не шевелясь, так долго, что казалось, будто прошел целый месяц.
Ее звали Дердра. Она видела схватку с кабаном от начала до конца, и ее голос дрожал, когда она рассказывала о храбрости Найзи. Тот слушал ее, и у него при этом были глаза голодного человека, увидевшего стол, заваленный до потолка всевозможными яствами. Если бы я на тот момент еще не верил в любовь с первого взгляда, то, посмотрев на Найзи, лишился бы малейших сомнений по этому поводу.
Охота была закончена. Ардан и Эйнли отправились пострелять по птицам, а я дремал в тени, вполуха слушая, как Дердра и Найзи болтали без умолку. Это продолжалось весь день. Иногда они даже не останавливались, чтобы перевести дыхание, иногда не говорили ни слова, просто уставившись друг на друга с таким жадным любопытством, которое я никак не мог бы назвать здоровым. Они сидели рядышком на берегу ручья, близко, как два глаза на одном лице, и так же, как глаза, ни разу не коснулись друг друга. Когда настала пора уезжать, она бросила на Найзи взгляд, от которого у такого старика, как я, остановилось бы сердце, и заставила его пообещать, что он вернется на то же место на следующий день. Взобравшись на коня, Найзи гордо выпрямился, так, что чуть не уперся головой в небо, посмотрел ей в глаза и сказал:
— Я приеду.
Мне тогда показалось, что он выполнит свое обещание, даже если настанет конец света.
Домой мы возвращались молча. Оуэн с большим удовольствием выслушал историю о вепре, и разразился на редкость глупым безудержным смехом, когда я рассказал ему, как едва избежал смерти. Потом я рассказал ему о Дердре. Как только прозвучало ее имя, смех захлебнулся, словно Оуэна огрели по щеке.
— В чем дело?
Он вдруг стал очень серьезным.
— Разве я не рассказывал тебе историю о Дердре?
Я издал почти беззвучный стон, потом решил быть честным и сопроводил пронзившую меня боль соответствующими звуками.
— У меня болит рука, и вообще, мне нужно выпить, — тряхнув головой, сообщил я. — Ты не можешь изложить ее покороче?
Разумеется, он не мог. Эту историю он раньше рассказывал у костра, и не знал, как это можно сделать по-другому. Впрочем, мне кажется, что он все-таки решил попытаться быть кратким хотя бы раз в жизни, поэтому я тоже пообещал себе попробовать его не прерывать.
— За шестнадцать лет до того, как Сетанта появился в Имейн Маче, у Фелима, сына Далла, родился ребенок. Конор, Каффа и все воины двора приехали навестить новорожденную девочку, ибо хлебосольство Фелима славилось на весь Ольстер.
Конор взял ребенка на руки и улыбнулся. Девочка была на удивление маленькой, с черными волосами и зелеными глазами, а ее кормилица сказала, что она с самого рождения ни разу не заплакала.
Конор повернулся к Каффе.
— Предреки ее будущее! — закричал он. — И пусть оно будет хорошим!