Страж
Шрифт:
— Совершенно верно. Кормилица унесла ребенка, а Конор объявил еще одно состязание, в котором победитель, выпивший больше всех спиртного, получал в качестве приза кубок, украшенный драгоценными камнями, так что все с радостью забыли о девочке.
Мне пришла в голову неожиданная мысль.
— А как давно это случилось?
Оуэн скривился.
— Семнадцать лет назад.
— Ага. Значит, Конор ожидает прибытия молодой жены со дня на день.
Оуэн кивнул.
— А ты говоришь, она красивая? — в свою очередь спросил он.
Я тоже ответил кивком.
— Что же мы можем предпринять?
Оуэн
— Конору говорить нельзя, это уж точно. Он не станет церемониться с теми, кто занимается браконьерством в его владениях. Впрочем, после того, как сегодня Найзи спас твою шкуру, ты ведь не станешь выдавать его королю, чтобы тот устроил ему взбучку, верно?
Я помотал головой. Оуэн разогнул еще один палец.
— Собственно, мы не можем вообще никому об этом рассказывать, потому что пойдут сплетни и король все узнает. Я только надеюсь, что у этой троицы хватит ума держать язык за зубами.
Я кивнул. У меня возникло ощущение, что братья не станут никому рассказывать о Дердре.
— Хорошо. Тогда, я думаю, единственная возможность — это как можно быстрее разыскать Найзи и напомнить ему о том, во что он может вляпаться. Если, конечно, ты не думаешь, что это просто страстное увлечение, которое скоро развеется.
Я покачал головой.
— Ты не видел их вместе, — сказал я. — Впрочем, как и ее саму, а то бы не стал этого говорить.
— Тогда мы должны найти Найзи и надеяться на то, что у него достаточно здравого смысла.
— Боюсь, что его мысли заняты лишь Дердрой, — заметил я, следуя за ним.
По дороге Оуэн продолжил свой рассказ.
— Как только Конор взял новорожденную Дердру под свое покровительство и поклялся жениться на ней, ее увезли и поселили вместе с Леверкам, старой кормилицей Конора, жившей вдвоем с мужем в самом сердце огромного леса близ Куэлгни, в сокрытом от посторонних глаз замке без зеркал и блестящих поверхностей. Никто, кроме этих двух стариков и короля, не знал, где находится девочка. Когда Дердре исполнилось десять лет, старик умер, и ее воспитанием продолжала заниматься лишь его вдова. К тому времени, когда до семнадцатого дня ее рождения оставался месяц, Дердра ни разу не видела ни своего собственного лица, ни лица своего сверстника или сверстницы, и не знала никого, кроме стариков. Иногда, ночью, приезжал высокий человек, который входил в ее комнату и поднимал над головой лампу, чтобы рассмотреть лицо девочки. Она не знала, кто он, но понимала, что нужно делать вид, будто она спит, поэтому лежала тихо и не шевелилась. Девочка чувствовала исходивший от него запах кожи и пота, а однажды за звоном монет, посыпавшихся на стол, и негромким смехом даже расслышала его низкий голос, когда он что-то говорил старой кормилице. Ей страстно хотелось узнать, кто он такой, но, когда она набралась храбрости и спросила об этом старушку, та стала все отрицать, утверждая, что Дердре это просто приснилось.
Однажды вечером, когда до дня ее свадьбы осталось совсем немного времени, Дердра и Леверкам смотрели через крепостной вал, защищавший их замок, на мир, освещенный полной луной и покрытый снегом. Снег лежал повсюду, доходя до бедра взрослого мужчины, и покрывал тонким слоем ветви деревьев, ожидая,
— О няня, таковы будут цвета человека, которого я полюблю! Волосы его будут цвета воронова крыла, щеки — такого оттенка, как кровь, а кожа — как свежевыпавший снег.
На лице старой кормилицы отразилась тревога, и Дердра сразу же этим воспользовалась.
— Ах, только не говори мне, что Конор, который будет моим мужем, не такой, я ведь уже и сама догадалась! Но скажи мне честно, есть ли в Ирландии такой человек, как тот, которого я описала?
Старая кормилица ответила честно, хотя и скрепя сердце.
— Есть, дитя мое. Ты только что описала Найзи, сына Осны, воина Красной Ветви.
Дердра опечаленно отвернулась от нее.
— Значит, я никогда не буду счастлива с Конором и никогда не соглашусь стать его женой, пока жив Найзи.
С этими словами Дердра упала перед Леверкам на колени и ухватила ее за юбки. Леверкам попыталась придать лицу строгое выражение, однако она любила Дердру и не испытывала желания видеть ее несчастной женой короля.
— Ты должна.
— Не буду, не могу. Я лучше умру. Найзи не допустит этого, и мы всегда будем вместе.
Старая кормилица отвернулась, чтобы не видеть обращенного к ней прекрасного лица, и тихие слезы упали с ее щек, словно растаявший снег с темных веток деревьев.
Оуэн замолчал. Мы решили разделиться и искать сыновей Осны по отдельности. Я отправился на поиски, вспоминая Дердру, темные волосы, обрамлявшие ее лицо, и о том, что она рассказывала Найзи о своем детстве. Теперь я понимал, что за ее словами скрывается правда, которую она знать не могла.
11
Я внезапно проснулся. У меня раскалывалась голова.
На краю моей постели сидел Найзи. Он смотрел на меня со странным выражением лица, говорившим, скорее всего, о чем-то вроде сильного смущения.
— Что случилось? — спросил я.
— Я хочу с тобой поговорить.
Вздохнув, я спросил:
— А до утра это подождать не может?
— Уже и так утро. Почти.
Я выглянул в окно. До появления первых признаков рассвета на самом деле оставалось еще часа три. В очаге, обогревавшем комнату, все еще ярко горел огонь. Я проспал около часа. Этого было явно недостаточно.
— Ты сошел с ума. Сейчас не утро, и вообще неподходящее время для разговоров. Уходи, вернешься позже.
— Тогда будет слишком поздно.
Мне не понравился тон, которым он это сказал.
— А в чем дело, что случилось?
Он снова засмущался. На лице задергалась мышца.
— Я как раз об этом и хотел с тобой поговорить.
Мне стало понятно, что, если не выполнить его просьбу, все равно ничего путного из этого не выйдет, поэтому я сел поудобнее и сказал:
— Тогда говори.