Страж
Шрифт:
— Так… — протянул Конор. — Значит, мы родственники. Но разве тебе не следовало попросить покровительства у Отряда, прежде чем присоединиться к игре?
Сетанта пожал плечами.
— Мне об этом ничего не известно.
Конор принял строгий вид.
— Ты должен просить покровительства у всех, кто может тебе его дать, и давать его всем, кто попросит его у тебя.
Сетанта улыбнулся. У него были мелкие ровные и очень белые зубы.
— Прекрасно, — сказал он, глядя на Конора, — тогда я сейчас прошу у вас покровительства.
Конор даже не попытался скрыть, насколько
— Ты получил его, — сказал он.
— Это хорошо, — ответил мальчик. — Что мне теперь нужно делать?
Конор какое-то мгновение раздумывал.
— Мне кажется, что или эти мальчики должны попросить у тебя покровительства, или… — Конор бросил взгляд на Фергуса, — или же игру, в которую вы играли, нужно продолжить.
Наступила тишина. Сетанта повернулся к мальчишкам. Они стояли, неловко переминаясь с ноги на ногу. Потом вперед вышел Найал.
— Я прошу твоего покровительства, — сказал он, улыбаясь.
— С радостью даю его тебе, — ответил Сетанта.
Конор взглянул поверх голов, ища сына.
— Фолломайн?
Тот посмотрел на отца, потом на своего двоюродного брата. Мне стало жаль Фолломайна. Его губы превратились в тонкую ниточку.
— Я прошу твоего покровительства.
Сетанта кивнул. Потом начали подходить другие мальчики. Последним был Брикри. Конор стоял, сложив руки на груди, и улыбался как человек, которому только что подарили прекрасную собаку, как ни странно, уже умевшую охотиться, хотя ее специально не обучали. Отряд Юнцов, получив покровительство Сетанты, вернулся к игре, подгоняемый Фергусом, который все еще никак не мог успокоиться. Сетанта собирался к ним присоединиться, но Конор остановил его окликом:
— Разве ты не пойдешь со мной, мой юный племянник?
Сетанта повернулся, но остался на месте.
— После игры, — бросил он и сразу же кинулся в гущу мальчиков и клюшек.
Мы последовали за королем. В тот момент я заметил, что Сетанта вырвался вперед с мячом в руке. Одним ловким движением он подбросил его, размахнулся и ударил клюшкой. Мяч взмыл в воздух и понесся к воротам. Я проследил за его полетом и увидел сидевшего на одном из столбов большого черного ворона. Мяч пронесся мимо птицы, и она, сердито каркнув, расправила крылья и полетела прочь, стелясь над самой землей.
7
Память об увиденном в тот первый день так же свежа, как и воспоминания о дне вчерашнем, даже еще свежее, поскольку в последнее время недавние впечатления как будто уносятся от меня, словно пыль, подхваченная ветром. Несколько месяцев спустя, когда Сетанта стал Кухулином, меня там не было. Я участвовал в гонках на колесницах, причем следует подчеркнуть, что я выигрывал состязания, однако на повороте колесо наскочило на камень и колесница перевернулась. Меня выбросило на обочину, и я сильно ударился о землю. Следующие три дня мне пришлось провести в постели, так что я пропустил самое интересное. Пришлось попросить Оуэна, чтобы он рассказал мне о случившемся. Оуэн набрал побольше воздуха, и я сразу понял, что быстро от него отделаться не удастся. Ему нравилось, когда слушателю было некуда деться.
— Да,
Я поморщился.
— А что, по-другому никак нельзя об этом узнать? — Он покачал головой, а я закатил глаза. — Ладно, только никаких генеалогических подробностей. Я знаю обо всех, о ком нужно знать, а на остальных мне наплевать. И, пожалуйста, без детального описания одежд — я это все и сам смогу прекрасно представить. Хорошо? — Оуэн приосанился и легонько провел пальцами по струнам арфы. Я поднял бровь. — Без генеалогий, договорились? — Вид у него был обиженный, но он согласился. — Ты думаешь, что генеалогия — это гвоздь программы, а на самом деле это всего лишь длинный перечень имен, — добавил я.
Оуэн сильно дернул струну, отозвавшуюся неприятным звуком.
— Если бы ты не был варваром, то думал бы совсем иначе, но я тебя прощаю.
Он провел пальцем по другой струне, на этот раз издавшей приятный звук, и затянул нараспев:
— Настал зимы последний день, и утреннее солнце уже сдирало с земли тонкую кожицу мороза, когда из ворот Имейн Мачи легкой рысцой выехала королевская гвардия. Конор позвал Сетанту, игравшего в херлинг, чтобы тот вместе с ними поехал в замок Куллана, но тот отказался, ибо они еще не закончили игру. Сетанта сказал, что последует за ними, когда выиграет. Все мальчики рассмеялись — они знали, что Сетанта всегда доигрывает игру до конца.
— Как же ты узнаешь, куда мы направились? Ты знаешь дорогу? — спросил Конор.
— Нет, — ответил Сетанта, показывая рукой на следы от колес, — но даже если бы я был слепым, я бы все равно смог найти дорогу по таким следам.
Конор оглянулся и увидел глубокие колеи, оставленные тяжелыми колесами на мокрой земле. Холм перед Имейн Мачей был, словно лицо старика, изрезан бороздами от колесниц, каждый день выезжавших из замка и возвращавшихся в него.
— Долго не задерживайся, — с улыбкой сказал король и тронул лошадей, а Сетанта радостно вскрикнул и снова побежал играть.
Королевская колесница ехала быстро, но путь в замок Куллана был длинным. Когда они прибыли на место, уже сгущались сумерки, и воины сильно проголодались.
Кузнец Куллан оказал гостям теплый прием. Он дал им воды, чтобы они могли умыться с дороги, а затем все уселись за стол. Куллан славился своим гостеприимством, и на сей раз он не разочаровал прибывших.
Когда наступил вечер, Куллан обратился к королю.
— Мы кого-нибудь еще ожидаем? — спросил он.
Король огляделся. Рядом с ним сидели все воины королевского отряда.
— Нет, — ответил он. — Мы все здесь.
— Хорошо, — заметил хозяин. — Я бы не хотел, чтобы какой-нибудь человек, надеющийся на дружеский прием, прибыл после этого часа.
— Это почему же? — невинно поинтересовался Конор, разламывая цыпленка и запивая добрый кусок мяса глотком вина.
На лице Куллана появилось довольное выражение.
— У меня есть огромная собака, которая охраняет меня, мою семью и мою собственность. Она…
С того конца стола, где сидел Коналл, раздался громоподобный рев.