Стража Лопухастых островов (сборник)
Шрифт:
– Как это? Нас же пятеро! – удивился Пузырь.
– Ёжик же еще, – напомнил Соломинка.
– Ёжику нельзя голосовать, – сказал Лапоть.
– Желание загадывать можно, да? А голосовать нельзя, да? – совсем по-мальчишечьи обиделся Ёжик.
– Почему это ему нельзя? – обиделся и Генка.
Лапоть уверенно разъяснил:
– Потому что он несовершеннолетний. Ему же нет шести лет, значит дошкольник. В колдовстве это неважно, А в голосовании есть такое правило: возрастной ценз. Мы все школьники, значит и он должен… А если нет, значит,
– Тогда и загадывать не буду, – капризным голоском сообщил Ёжик.
Генка сказал со вздохом:
– Не спорь, Стасик верно говорит, надо по правилам. В колдовстве неважно, сколько лет, а в голосовании важно…
«Наверно, боится, что, если будет спорить, могут не взять в плавание, – мелькнуло у Иги. – Как маленького Валентиныча не брали «мушкетеры»… (Потом ему было неловко за эту тайную мысль).
– Ну, давайте, – хмуро поторопил Пузырь. – Кто за карту, кто за… Степку? Я – за карту.
– Я тоже, – сообщил слегка виновато Лапоть.
– Я за Степку, – вздохнул Соломинка и мельком взглянул на Игу.
Ига молчал. Не все ли равно? Сейчас Генка скажет: «Я за карту», и все будет решено.
Генчик почему-то встал (Ёжик откатился). Генчик одернул желтый костюмчик с вышитой на шортах крылатой лошадью по имени Пегас.
– Я… все-таки за Степку. Вот. Потому что Соломинка правильно сказал: сперва будто пообещали ей, а потом… И желание про карту может не исполниться, потому что мы отменим то, которое раньше, а это не честно…
Пузырь неуверенно проворчал:
– Почему нечестно? Мы же открыто голосуем. Ты подумай своей поэтической головой…
Лапоть сказал:
– Пузырь, когда голосуют, агитировать нельзя.
– Я и не агитирую, а просто… Ига, ты как?
Ига… он почему-то встал, как Генка. Одернул новенькую клетчатую рубашку (любимую футболку пришлось вчера кинуть в стиральную машину). Почесал правым кедом левую щиколотку.
– Я… я воздерживаюсь.
Все неловко молчали. Наконец Лапоть проговорил:
– Ига, так ведь нельзя. Получается напополам… Да ты не бойся.
«Но я не знаю… Я не боюсь, но я правда не знаю! Опять нужен выбор, а я не могу…»
– Ребята, знаете что?! Давайте жребий!
В самом деле, если человек не может выбрать, пусть решает судьба! Конечно, это не очень-то храбрый, но единственный выход.
Пузырь почему-то обрадовался:
– Давайте! У кого подходящая монетка есть?
– У меня… – Ига зашарил в кармане старых штанов. Там с давних пор лежала вместе с кнамьим шариком железная денежка – «Сто рублей»! Такие монеты отчеканили во время инфляции (когда деньги были очень дешевые), а потом отменили. Теперь такой сторублевик только и годился, чтобы играть в «орла-решку».
– Если орел, значит, карта. Если решка, то… наоборот, – сказал Ига. – Идет?
– Кидай, – решил Пузырь.
– Кидай ты, – Ига бросил ему монетку.
Пузырь ловко поймал. Поразглядывал сторублевик. Зачем подышал на него с двух сторон, вытер его о торчащее сквозь дыру колено… И швырнул
– Не надо жребия, – хмуро сказал он. – Генка правильно сказал: будет нечестно, если мы… в общем надо загадывать для девчонки. А про остров будем узнавать по-другому.
Все молчали. Никто не спросил: «Как по-другому?», не такой был момент. А Ига вдруг увидел, что редкие веснушки Пузыря – золотистые, как Генкина рубашка. Пузырь глазами встретился с Игой. Поскреб мизинцем переносицу.
– Я твою денежку закинул. Не бойся, я найду…
– Да ну ее! Она мне ни к чему!
Лунное желание
1
Днем Ига навестил Степку. Она была уже ничего, бодрая. Обрадовалась Иге, но сказала, что гулять сегодня не пойдет: надо помогать бабке.
– А то она ворчит. Некому, говорит, дома прибраться да грядки полить…
Про вчерашнее они не вспоминали, как по уговору
– У меня сегодня тоже куча дел, – сказал Ига. – Я побегу. До завтра!
– А завтра пойдем к Валентинычу с кинопленкой! Да?
– Обязательно!
Дома Ига отпросился у родителей в гости к Пузырю, Соломинке и Лаптю.
– У них в сарае кают-компания оборудована! Мы будем там ночевать! Пить чай и рассказывать интересные истории.
Мама сперва сказала, конечно, что дело кончится пожаром, обрушением сарая или другой «интересной историей», которые случаются, если мальчишки остаются одни. Но папа Игу поддержал. Потому что в юном возрасте сам любил ночевать с друзьями во всяких «каютах» и «вигвамах». Мужскую солидарность мама преодолеть не смогла и пошла лепить статуэтку «зеленый квам с самоваром».
А Ига побежал на двор к Соломинке.
Там они вшестером (считая Ёжика) почти до полуночи вели беседы про скважину и остров Одинокий Петух (брат Соломинки слышал такое название, но координатов не знал), про всякие легенды о колдовстве, про Ядвигу Кшиштовну, которая в старые времена числилась местной бабой-ягой…
– Оказывается, она и с бабкой Настей была знакома! – вспомнил Ига. – Та говорит: «Шишковна»!
– А почему она здесь оказалась? Если она из Польши… – недовольно спросил Пузырь. – Своих баб-яг тут, что ли, не нашлось?
Соломинка объяснил (опять же со слов брата), что будто бы дед Ядвиги был польский повстанец и его при каком-то царе отправили сюда в ссылку. Со всем семейством. А Лапоть справедливо рассудил:
– В колдовстве государственные границы роли не играют. Каждая баба-яга ищет лес, где ей лучше…
Без четверти двенадцать двинулись в овраг. Полной темноты не было, ночи на границе мая и июня – светлые. В конце улицы не угасал бледный закат, на нем четко рисовалась старинная Спасская церковь с башнями, похожими на шахматные фигуры. Но все же вдоль заборов лежали синими пластами сумерки. Большая луна (не совсем, правда, круглая) уверенно желтела в сиреневом небе. Пахло сиренью и дымом – где-то жгли собранную в мусор прошлогоднюю траву.