Страждущий веры

Гольшанская Светлана

— Король разрешил ему жениться на своей дочери?

— Нет, но они вернулись к цвергам, которые полюбили принцессу за доброту, а иллюзиониста за смекалку, и жили долго и счастливо!

— Правда, что ли? — усомнился Микаш.

— Нет, я всё выдумала. Иллюзионист отказался от руки принцессы, потому что дед напомнил, что негоже ему на дочке короля жениться. Они не были бы счастливы.

— Мораль: сколько ни пыжься, если рождением не вышел, ничего не получится. Дурацкая сказка.

— Нет, почему? Иллюзионист получил почёт и славу, его имя

и подвиг сохранились в веках. Мораль тут другая: слушать старших, потому что они мудрее и больше знают. А ещё не всегда стоит верить своим глазам. То, что блестит на дне, может оказаться лишь отражением в воде.

— Спорно. Многие в старости просто дряхлеют, а ума не прибавляется ни на каплю.

— Конечно, если они не делают выводов из своих ошибок. Я не поэтому историю рассказала. Я про отражение. Гробница Безликого не здесь, а на дальнем юге, я уверена. Там он возродится.

— А так ли надо, чтобы он возрождался?

— Естественно, надо! Мир приближается к концу, Безликий должен его спасти.

А ещё я очень скучаю.

— Зачем? Проще сотворить новый, чем исправить всю грязь, несправедливость и убогость этого мира. Он нужен только нам, потому что без него нас тоже не будет. Рассчитывать стоит только на себя, а не искать богов за гранью погибели. Вдруг окажется, что они вовсе не милостивые?

Я вцепилась в ворот его малицы.

— Зачем ты это делаешь? Идёшь за мной, но не веришь в мою цель. Просишь рассказать сказку и тут же её высмеиваешь. Говоришь, что любишь, но не щадишь моих чувств и всё время отталкиваешь. Не нравится — уходи, не мучай себя моим обществом, ты свободен. И я свободна распоряжаться своей жизнью так, как захочу!

Я попыталась встать, но Микаш схватил меня за руку.

— Ты обещала колыбельную. И про Матушку-Вьюгу.

— Про неё — потом, — согласилась я. Хоть и не Сумеречник, но слово сдержу.

Я села. Микаш положил голову мне на колени. Закопавшись пальцами в его жёсткие всклокоченные волосы, я запела.

Эту колыбельную я слышала от нянюшки, все матери пели её своим детям. Её сочинила Белая Птица в начале времён для своих неугомонных сыновей-ветров. Скучаешь ли ты по ней, Безликий, так же, как я скучаю по своей матери?

— Мир на краю. Сжался день до мгновения.

В сумерках жизни ты снова один.

Не забывай, сколько пройдено-сделано,

Чёрное где-то сменилось на белое,

Помни, с пути не сходи.

Замерло что-то, внутри ли, снаружи ли,

Верь — ты сильнее обид и потерь!

Новые будут пути обнаружены

И не сразишь тебя сталью и стужею,

Путь свой продолжи и верь.

Ждут чудеса где-то рядом и около

За поворотом тропинки твоей.

Знаю, не будет душа одинокою,

Сны наши новой сплетутся дорогою —

Ею вернёшься скорей.

Если мы встретимся — поздно ли, скоро ли,

Все наши сны не умрут никогда.

Вместе в сиянье

Небесного города

Будем, где вечностью смерть переборота,

Ярче сияет звезда.

Правда, что в сердце, ведёт тебя далями,

С правдой надежды я жду у крыльца.

Пусть тебе снятся не беды с печалями —

Солнце, огнём его горести спалены,

Светом согреты сердца.

В бурю душа прогибается — выстоять

Можно броню ледяную надев.

Ночь чем темнее — тем звёзды неистовей

Светят, и смыто сияньями чистыми

Всё, что клонило к земле.

Где-то за далями, чащами, гатями,

Бьётся источник — живая вода,

Смоется боль — как молитвами матери,

Чтобы все дети вернулись однажды и

Чтобы назад — навсегда.

Если мы встретимся — поздно ли, скоро ли,

Все наши сны не умрут никогда.

Вместе в сиянье Небесного города

Будем, где вечностью смерть переборота,

Ярче сияет звезда.(*)

Вскоре меня сморил сон. Я летала над Мидгардом на крыльях Западного ветра, Безликого, и молилась за наш мир. Быть может, он не такой красивый и справедливый, быть может, мы этому виной, но он заслуживает шанса, которого не было у нас с Микашем. Неправильно это: бросать своего ребёнка на погибель, каким бы кривым и капризным он ни был. Иначе зачем было его рожать?

Мы летели над окутанной рыжеватой дымкой грядой. Безликий пеленал меня в кокон голубого сияния, заставляя забыть печали. Впереди мерцала дорога на юг, к городу за неприступными стенами, городу на краю погибели. Сколько же придётся пройти!

Я проснулась на рассвете. Сумерки уползли вместе с туманом в расселину, уступив солнечному утру. Микаш спал, обхватив меня за талию, сверху нас укрывало единственное одеяло. Костёр потух. Стараясь не разбудить Микаша, я выбралась из его рук и подоткнула одеяло поплотней. Чудесный сон восстановил силы. Уверенность. Веру. Был ли он настоящим, или пустой грёзой? Ветер загудел и кольнул лицо морозными иглами. Я смахнула со щёк слёзы и разожгла костёр. Ниже по склону среди опушённой изморозью травы и мха отыскался ручей. Когда земля нагреется, он станет бурливой рекой. Я сбила с него тонкую ледяную корку и набрала в флягу воды. У костра я поделила остатки пищи и съела большую часть из своей половины. Аппетит вернулся. Жизнь вернулась. Хорошо!

Рядом с Микашем лежала его слегка примороженная кукла. Я подняла её и повертела в руках. Зачем я ему грублю? Лучше бы его не было. Он непонятно за что влюбился в меня. Я открою ему сердце, и он разобьёт его, как это сделали Вейас и Безликий, разочаруется и уйдёт. Нет, надо его отвадить. Он ведь сам сказал: жизнь — одинокий путь. Я отыщу свою судьбу сама.

Я взяла остывший уголёк и подрисовала кукле глаза, рот и нос. Забавно. Надо ещё вместо иголок ниток нашить.

*Стихи Ирины Зауэр