Стражи: Gelidus Corde
Шрифт:
— Нам надо уехать, — сказал я, смотря на девушку.
— Ты хотел сказать «сбежать»? — я не ответил. — Себастьян только этого и хочет.
Его имя заставило меня сжать кулаки.
— У нас нет сил…
— Они мне не нужны, без них я прожила дольше, чем с ними. Причем без них я жила спокойнее.
— Тогда он убьет тебя, — безжалостно отрезал я.
Кетерния взглянула на меня.
— Ему не привыкать, он ведь «скрывает в себе убийцу».
Я с трудом сдерживался, чтобы
— Если он убьет тебя, то твоя тетя останется совершенно одна, — я честно не хотел этого говорить, но только эти слова заставили стражницу вздрогнуть.
— Тогда я тем более не поеду: мне нужно защитить ее.
Я хотел закричать на нее, но вовремя остановил себя, понимая, что так я бы ничего не добился. Она привычно заправила прядь за ухо.
— У тебя нет сил ее защитить, а без тебя он ее не тронет, — я медленно проговаривал каждое слово. — Твоя тетя не его цель, а вот мы с тобой — да. Уедем, и он отведет взгляд от Санкт-Петербурга.
Кетерния медленно встала из постели. На запястьях виднелись фиолетовые синяки, а под волосами скрывался порез с запекшейся кровью.
— Выйди, пожалуйста, я оденусь.
***
Раньше мне казалось, что Санкт-Петербург был мои спасением от всех волнений, что остались на острове Сенья. Но сейчас, когда мы ждали прибытия нашего самолета, я мечтал оказаться дома, в Норвегии. Я понимал, что ничего более не заставит меня забыть о собственной ничтожности, о всех ошибках, что я совершил, о смерти Мариссы, но дом все равно казался мне спасением.
Мы с Кетернией не говорили друг с другом. Лишь один раз, когда я предупредил ее, что до самолета оставалось пять часов, я сказал:
— Ты можешь поспать, тебе станет лучше, — она действительно выглядела измотанной.
— Я не могу спать, — коротко ответила она.
Стражница боялась, что Себастьян залезет к ней в голову. Я же мечтал, чтобы мы встретились там, во снах, но все равно не решался задремать хоть на секунду.
Ожидание заставило меня думать только об одном: что предпримет Совет?
***
Самолет мягко приземлился на посадочную полосу. Пассажиры аплодировали, радостно смеялись и переговаривались о местах, которые они смогут посетить в Осло. Мы же с Кетернией молча собирали багаж. Я позвонил бабушке, когда мы стояли на паспортном контроле, но трубку она не взяла. Я заволновался, но предположил, что она может быть в Совете.
— Знаешь, чего хорошего в жизни стражей? — мне очень захотелось взбодрить Кетернию.
Она подняла на меня вопросительный взгляд.
— Совет за все платит и разбирается с визами, — я улыбнулся.
Стражница отвернулась, но я заметил мимолетную ухмылку, мелькнувшую
Зимняя Норвегия напоминала сказку, а тогда особенно: канун Рождества. Все было укрыто снегом и украшено гирляндами, в магазинах были оборудованы невероятные витрины, которые хотелось рассматривать часами, но у нас не было на это времени. Мы уверенно шли в сторону автобусной остановки, откуда через пятнадцать минут мы должны были уехать на Сенью.
— Здесь холодно, — сказала Кетерния, дыша на руки, чтобы их согреть. — Но я примерно такое и ожидала.
Я ухмыльнулся и снял с шеи шарф, затем протянул его стражнице.
— Замотай, я-то не замерзну.
Она буркнула «спасибо» и закрыла шарфом все лицо.
На остановке было много народу: все хотели сбежать из столицы к своим родственникам на праздники. Мы с Кетернией спрятались под крышу, метель разыгралась не на шутку.
— Так странно, я немного боюсь говорить по-норвежски, хотя знаю, что могу, — стражница поправила шапку, съехавшую на глаза.
Я рассмеялся:
— А представь, каково мне было говорить по-русски.
Я резко остановился, не понимая, почему мне стало так легко. Я все еще чувствовал непреодолимую скорбь, но спокойно смеялся.
«Что это значит?» — спросил я сам себя, когда внезапно услышал отдаленно знакомый голос, словно из прошлого.
— Хорошо, что автобус еще не пришел, Элиас, иначе мы бы расстроили папу своим опозданием.
Я не сдержался и вышел из-под козырька, ища женщину, сказавшую это.
— Саша, ты куда? — Кетерния последовала за мной, не понимая, что со мной происходило.
Женщина стояла на самом краю тротуара, смотрела на дорогу в ожидании нужного автобуса. Рядом с ней был мальчик, лет десяти, не больше. Он не застегнул куртку, а на белокурой голове не было шапки — снег путался в волосах.
— Мам, смотри, они снова не тают, — мальчишка поднял ладонь, чтобы мама увидела блестящие снежинки.
Она обеспокоенно схватила ребенка за руку.
— Элиас, ты, наверное, замерз, — она присела, заглядывая ему в глаза.
Я увидел ее лицо и не смог дышать.
— Не-а, — Элиас заливисто рассмеялся.
— Саша, что произошло? — стражница выглянула из-за плеча.
— Мама… — непроизвольно выдохнул я.
Она не изменилась. Голубые глаза, как у бабушки, добрая улыбка, светлые волосы, мягкий голос… Она была такой же, как я ее запомнил. До того, как она решила оставить меня. Мама подняла взгляд на нас, Элиас тоже повернулся в нашу сторону. Его глаза были серыми. На секунду во взгляде женщины мелькнуло понимание, даже скорбь, но все было в мгновение ока стерто заклинанием.