Стражи Студеного моря
Шрифт:
Поглаживая тонкими, холеными пальцами подбородок, Лерман с трудом выдавил подобие улыбки:
— То, что вы говорите, Мэрфи, цинично!
— Я этого не скрываю, доктор. Я циник… веселый циник! И если говорить правду, а мы с вами, помните, договорились играть по Гамбургскому счету, и вы, Лерман, циник! Да, да, циник, — повторил он. — Вы думаете, я не знаю, что мы оплачиваем снаряжение и переброску агентуры, которая занимается разведкой в первую очередь для вас? Мы получаем сведения из вторых рук, им грош цена, а платим вам большие деньги. Ну хорошо, переменим пластинку. Давайте «элиту» вашего института! — неожиданно закончил Мэрфи.
Доктор Лерман включил прибор. Пока нагревался кинескоп,
На экране появился интерьер большой комнаты со шведской гимнастической стенкой. Мускулистый, пропорционально сложенный человек, подтягиваясь на руках, поднимался по стенке.
— Лемо, спуститесь вниз и повернитесь к нам лицом! — распорядился доктор. Контрольная лампочка микрофона погасла.
Щурясь от сильного света, на них смотрел с экрана тот, кого доктор назвал Лемо. Это был человек, казалось, лет тридцати. Его лицо, бронзовое от загара, было мужественно и по-своему красиво — резко очерченные скулы, высокий лоб, вьющиеся темные волосы, светло-карие глаза, прямой нос, полные, чувственные губы.
Вновь вспыхнула контрольная лампочка микрофона.
— Лемо, вы готовы к выполнению операции? — спросил Мэрфи.
— Да, я готов, — ответил Лемо. Звук его голоса, усиленный динамиком, прозвучал громче, чем следовало.
— Вы знаете район операции?
— В этом районе я знаю каждую сопку, каждую бухту…
— Для решения второй, главной задачи операции самое ответственное — вербовка номер один. Вы уверены в этом человеке? — спросил Мэрфи.
— В этом человеке я уверен, — твердо ответил Лемо.
— На чем строится ваша уверенность?
— Я знаю этого человека, как самого себя. — Лемо улыбнулся.
— Но прошло много лет…
— В этом краю, — перебил его Лемо, — человек остается тем, что он есть. Сильные люди не меняют привязанностей.
Выключив микрофон, Мэрфи сказал:
— Пустая, крылатая фраза! Он сам изменил своим привязанностям.
— Романтическая подкладка. Все русские в той или иной мере романтики, — заметил Лерман.
— Изменив однажды, он может изменить, вновь. Кинескоп можете выключить.
Экран погас, и яркая точка, сверкнув, упала, словно метеорит.
— Вам понравился Лемо? — спросил доктор.
— Как новенький доллар! Где вы его подобрали?
— В лагере дисплейсед-персонс [9] . Вас интересуют подробности?
— Я хочу знать, за что мы платим деньги.
— В некотором противоречии с Ветхим заветом этого Адама сотворили из ребра Евы…
— Нельзя ли без ветхозаветных притчей?
— Вам знакомо имя Марты Плишек?
— Впервые слышу.
9
Дисплейсед-персонс — перемещенные лица (англ.).
— Вы не читаете Гамбургский листок уголовной хроники. В порту за Мартой Плишек установилась репутация роковой женщины. Мы давно заинтересовались этим парнем и нацелили на него Марту. Женщина потребовала комфорта, и парень запустил руку в шкатулку с ценностями вдовы ортсгруппенлейтера Рамке. Мы вытащили его из тюрьмы. Некоторое время мальчик упирался, но, узнав, что Марта работает у нас, согласился. Эта женщина может вить из него веревки. Он требует, чтобы деньги мы перевели на ее счет.
— Хорошо, что он рассчитывает вернуться в Гамбург. — Мэрфи посмотрел на часы. — Завтра вы отправите Лемо в Норвегию. Самолет уходит в девять тридцать. Остров Варде, город Нурвоген, отель «Фрам». Вот паспорт на имя
8. КАПРОНОВАЯ СЕТЬ
Порт Георгий опоясывают крутые сопки. Гранитные валуны нависают над бухтой. Скалы, поросшие мхом и морошкой, летом кажутся зелеными, осенью черными: мхи сгорают от первых морозов, зимой они приобретают грязно-белый цвет.
На южном берегу, возле самого входа в бухту, в маленькой скалистой нише примостился склад горючего. За ним расположена контора моторыболовецкой станции, правее — большой плавучий пирс, у причалов — траловый флот, сейнеры. Еще дальше, все по той же, южной стороне бухты, тянутся длинные и низкие амбары, где хранятся кошельковые невода, траловые и дрифтерные сети. Весь южный и юго-западный отвесный берег над самим морем огибают деревянные с перильцами мостики, связывающие контору MPC и главный пирс с рыбозаводом и поселком. Не поймешь, в насмешку или-случайно, но на самом видном месте людям мозолил глаза вытащенный на осушку старый прогнивший и дырявый мотобот с гордым названием «Авангард».
Прямо против входа в бухту высоко в гору поднимается почти отвесная лестница в полсотни ступеней, крутых и скользких. Лестница ведет в стиснутое сопками ущелье, где тесными и неровными рядами прилепились дома поселка.
Вообще-то дома здесь строились всюду, где только была хоть какая-нибудь к этому возможность, но, когда ставили сруб дома капитана «Вайгача», этой возможности уже не было. Вергун буквально вгрызался в скалу и «прилепил» свое «ласточкино гнездо» высоко на западном склоне сопки.
К дому капитана вело сорок шесть ступеней деревянной лестницы, окаймленной веревочными, словно у трапа, леерами.
В доме Вергуна праздновали «отвальную». Утром «Вайгач» уходил в море. «Отвальная»— старинный обычай этих мест, сохранившийся с тех неблизких времен, когда поморы ходили в суровое Баренцево море на утлой еле с косым парусом. Многие из них тогда не возвращались назад, и «отвальная» была не только праздником промыслового мужества, но и своеобразным прощанием с людьми, которым, возможно, не суждено возвратиться назад. Теперь рыбаки выходили промышлять на отличном дизельном судне, устойчивом, не боящемся ни шквальных северо-западных ветров, ни большой океанской волны, однако дедовский обычай сохранился, утратив былые черты обреченности.
Праздник в доме Вергуна объяснялся не только тем, что утром он уходил в море. Для помора море, что для крестьянина пашня, — дело привычное. Сейнер «Вайгач», как передовое рыболовецкое судно, получил первым на станции шелковые сети — капроновый дрифтерный порядок. Несколько сетей лежали здесь же на отдельном столике в красном углу комнаты.
Гости собрались за длинным столом, покрытым узорчатой скатертью.
Справа от хозяйки расположился заместитель директора MPC, представительный мужчина с черными тараканьими усами. Рядом с ним — пучеглазая, круглая, как кубышка, жена Щелкунова с янтарным ожерельем на шее. Сразу за ней сидели: председатель поселкового Совета Татьяна Худякова, скромная миловидная женщина во всем черном, капитан рыболовного траулера «Акула» в рыжем свитере и кожаных бахилах и помощник механика Тима. Капитан траулера «Самсон», бывалый моряк с прокуренными усами, помощник капитана Щелкунов и штурман Плицын со своей молодой женой Валей, веселой женщиной, устроились по другую сторону стола, во главе которого сидели хозяин дома Михаил Григорьевич и Глафира. Она — статная, выше его на голову, красивая, властная, он — маленький, с темным, изъеденным морщинами лицом и молодыми ясными глазами.