Стразы
Шрифт:
– Да, я страшно замерзла. Теперь гораздо лучше,- на ее губах играет улыбка. Чертова кукла. Я сломаю ее так же, как она сломала меня. Чувствую, как мозг заполняет кроваво – красная пелена, мешающая соображать. Та, что дала мне жизнь тоже мерзла. Ей все время было холодно. И мне. Из детства я помню только лютый голод. Который до сих пор терзает мою душу, и ледяной холод.
Отворачиваюсь от Эммы и молча иду к выходу из магазина. Не могу ее видеть, не сейчас. Слышу тихие шаги за своей спиной. Сейчас самое время избавиться от этой докуки. Просто послать к черту эту маленькую тварь. Только бы она не видела
В машине слепну, падаю в пропасть. Воспоминания, которые я так долго гнал от себя, обрушиваются словно водопад.
– Откуда у тебя эта долбанная шапка? – хрипит мать. Удар. Я падаю на пол. И понимаю, что больше не смогу встать. Нет сил. Плачу, глядя, как та, кого я люблю больше жизни. Заносит руку для очередного удара.- Мы не нищие, чтобы принимать подаяния.
– Мамочка, не надо, - но, она не обращает внимания на мои слезы, сминает ногой маленькую елочку, подаренную доброй Эммой Владимировной.
– Запомни, Лешка, раз и на всегда, - беснуется мать,- ты никогда в жизни не добьешься ничего, если будешь принимать подачки. Станешь никем, хотя, ты и так скорее всего сторчишься, сдохнешь в подворотне.
Мама вдруг всхлипнув падает на колени и прижимает меня к себе. На ней ничего нет кроме старенького бюстгальтера и трусов. Мне неприятно, что она плачет мне в макушку. Противно прикасаться к ней, после того, что делал с ней тот дядька, которого она привела в нашу комнату накануне. Пытаюсь вырваться, чем еще больше ее злю. С тех пор, как мама заболела, у нее очень быстро меняется настроение.
– Неблагодарный щенок,- удар обжигает щеку вновь опрокидывая навзничь мое легкое, недокормленное тельце. Мне семь лет. Всего семь. Но я не хочу жить. Так жить. Мать ползет к своей сумке. Время делать укол. Сейчас она снова уснет, оставив меня умирать. Я решаюсь. Она не любит меня, так почему я должен ее любить.
– Алекс, пожалуйста, милый,- испуганный голос Эммы рвет пространство. Теплая рука на моем лбу. Ее дыхание, смешанное с моим стоном.
– Не трогай меня, не прикасайся,- хриплю я, сдерживая рвущийся из груди крик. Ее тонкая шея, с синими венками, прямо напротив моих глаз. Я хочу растерзать ее сейчас, почувствовать пальцами хрупкость выпирающих позвонков. Она мое проклятье, мое наваждение, моя болезнь.
– Ты стонал,- дергает плечом Китти, - что с тобой происходит. Алекс? Что такого сотворила с тобой твоя мать, которую ты зовешь во время приступов?
– Ты переступаешь черту,- рычу я, смыкая пальцы на ее тонкой шее. В глазах Китти нет испуга, скорее вызов. И меня это жутко бесит. Она залазить мне под кожу, Лис прав.
Зоя встречает нас у порога. Но добродушная улыбка сползает с ее полного лица, когда она видит в каком я состоянии. Столько лет она моя добрая фея, что читает меня, как раскрытую книгу.
– Алекс, я приготовила твою любимую утку,- тихо говорит Зоя, но смотрит при этом на маячущую. словно тень за моей спиной, Эмму.
– Сегодня все свободны,- приказываю сквозь зубы. – Все, кроме зверушки. Для нее у меня особая программа.
Китти тихо выдыхает. Ей страшно? Думаю
– Разденься и жди меня в своей комнате,- говорю тихо, глядя, как с лица Эммы исчезают все краски. Интересно, почему она так боится этлй комнаты? Что ж. Этот ее страх доставляет мне удовольствие, член становится каменным, когда я вижу муку на милом личике. Зоя пытается уйти, Лис тоже, судя по всему не очень хочет присутствовать при экзкекуции. А это мысль. Чертова идея. Китти тихо хнычет. Явно поняв, что я задумал. Но, все еще не может поверить, что я решусь на такое.Зря.
– Я передумал,- говорю я прислуге, - вы мне нужны – оба. Лидию тоже позовите. Я хочу, чтобы вы присутствовали. Смотрели, как я буду наказывать тварь.
– Алекс, пожалуйста, не нужно,- шепчет Зоя, но я уже не моогу остановиться. Ярость смешанная с горячим возбуждением пьянит и ослепляет. И слезы на щеках Эммы только еще больше распаляют моего внутреннего зверя. Я сломаю ее. И больше не позволю играть со мной.
– Ты хочешь лишиться работы?
– демон во мне сейчас не чувствует привязанности ни к кому.- Тем более, Зоя, раньше тебе приходилось наблюдать за моими развлечениями. Что сейчас такого нового произошло, что ты против?
– Это другое,- шепчет домоуправительница, и я понимаю, что приволок в свой дом тварь, сппособную не оставить от моей жизни камня на камне.
Глава 17
ОНА
– Ты сволочь,- шиплю я, заглядывая в стальные глаза хозяина. Лис не дает мне дернутся, держит своими лапищами, как шелудивую псину, склонив голову перед хозяиом. Да, он кривится. Ему не нравится мой взгляд. Ему не нравится вызов. Алекс думал я сразу подчинюсь, но я не доставлю ему такого удовольствия. – Извращенный мудак, считающий себя владыкой мира.
Мне наконец удается вырваться из захвата Лиса, и я падаю на пол, прямо к ногам Беркута. На его лице усмешка, и маленькая жилка, бьющаяся на лбу, говорит о том, что он возбужден и взбешен одновременно. Именно это ему нужно. Именно так он чувствует себя защищенным.
– Скажи, что боишься,- шепчет Алекс, безумно сверкая глазами.- Скажи.
– Хрен тебе,- усмехаюсь я, чувствуя его дыхание на своем лице. Слышу, как тихо вскрикивает Зоя. Так тихо, почти на уровне сознания. Мне не страшно, мне стыдно, что эти люди вынуждены присутствовать при этой больной сцене. Лиза стоит у стены, и равнодушно наблюдает. Но это наносное безразличие. Защитная реакция.
– Ты маленькая, непослушная тварь,- рычит зверь, хватая меня за ворот новой толстовки. Он – тьма, клубящаяся, обволакивающая. Он – наваждение. Толстая ткань рвется, словно бумага, раздираемая руками Алекса. – Сними с нее джинсы – приказывает он Лису. Я краснею, когда чужие мужские руки касаются моей обнаженной кожи. Покрываюсь мурашками.
– Ты совсем меня разочаровываешь, зайчонок,- хриплю, пытаясь справиться с дрожью, охватившей мое тело. Не смотрю по сторонам, только бы не видеть лиц прислуги.- Я проститутка, уличная блядь. Ты же не думаешь, что мне будет стыдно.