Стрельба по бегущему оленю

Головин Геннадий

Десебр досадливо поморщился:

— Сознайся, у тебя в роду наверняка были сводники. Эта… Эрика… она уже отведала снадобий Лавениуса?

— Час назад мне донесли: она выпила целый кувшин воды и после этого съела весь обед.

— Ну и что? Как она ведет себя после этого!

— Она же не кошка. Страсть сжигает ее изнутри. Ты вскоре убедишься в этом и сам. Я видел ее сегодня. Она прекрасна, чтимый из чтимых.

Десебр все же еще колебался.

— Вместо того, чтобы вместе с моими латниками крошить дикарей Даута, я буду стоять

под венцом, дышать благовониями и слушать бормотания святого отца?

— После этого, воля твоя, можешь крошить кого хочешь и сколько хочешь. Если тебе так уж нравится это… Но я — я пошлю тогда людей в порядки Даута и они будут кричать: «Против кого мы подняли копья! Мы подняли копья против Эрики и богом данного супруга ее Десебра! Это против воли небес!» Мои люди знают, что кричать. Не сомневайся, чтимый из чтимых.

— Ладно! — оскалился Десебр. — Давай распоряжения! Но пусть все будет быстро и коротко.

— Я повинуюсь, чтимый! — Януар, явно обрадованный, выскочил из дверей. Заторопился по коридорам к себе.

Белошвейки (и Эрика в их числе) церемонно и бережно несли по коридорам свадебное платье наследницы престола.

Остановились ненадолго возле одной из дверей.

Страж посмотрел, казалось, подозрительно. Открыл после некоторого колебания, услышав от старшей «Змея и Небо», — стал открывать замок.

За дверью был монастырский дворик. И их ждала, с трудом скрывая нетерпение, пожилая монахиня, наверное, настоятельница. Просияла, увидев Эрику.

Столь же церемонно и торжественно платье пронесли через двор, к одной из дверей.

Януар стоял, склонившись над столом, что-то рассматривая в сильное увеличительное стекло, вдруг распахнулась дверь и воины вволокли Тимура.

— Господин! Мы поймали его! Он пытался убежать. Это лазутчик Даута!

— Лазутчик Даута? — изобразил удивление Януар. — Это правда? Ты лазутчик Даута?

Тимур глядел на Януара одним глазом, поскольку второй заливала кровь из раны на лбу.

— Вели своим людям отпустить меня! — сказал Тимур и дернулся. Воины держали крепко. Януар сделал знак, его отпустили.

— Вели оставить нас одних.

Януар удивился:

— Ну что ж…

Те удалились. Тимур достал из-за пазухи донесение Детры, протянул Януару.

— О-о! — не скрыл изумления Януар. — И давно ты от Детры?

— Я выехал из Кумрата, когда солнце еще не взошло.

— В Кумрате все спокойно? Детра жива-здорова?

— В Кумрате все спокойно. Детра жива и здорова. Если она написала письмо…

— Ну, письмо… Письмо она могла написать заранее. «Пусть этот мальчик придет опять», — пишет Детра. Это про тебя?

— Наверное. Не знаю.

— «Пусть этот мальчик придет опять…» — повторил Януар. — А что прикажешь мне делать, если «этого мальчика» я к Детре не посылал? — Лицо его мгновенно изменилось, он хлопнул в ладони, и в дверях возникла стража. — Извини, Далмат.

Тебе придется умереть. Мои люди скакали, к сожалению, быстрее, чем ты, и они рассказали мне про мальчика по имени Далмат, из-за которого погибла Детра. Тебе придется умереть, но прежде ты мне кое-что расскажешь, не так ли? Не обессудь, я сейчас очень занят — Десебр, понимаешь ли, женится, так что придется тебе пока поскучать без меня. Ты всегда такой молчаливый, Далмат?

Тимур молчал.

— Ну, мы еще поговорим, я не сомневаюсь.

Воины схватили Тимура и потащили вон. Горбун, оказавшийся неподалеку, в ужасе и отчаянии втиснулся в какую-то щель.

Когда Тимура протащили мимо, он, выждав немного, последовал за стражей.

Затем, очень скоро, тем же коридором пробежал назад, торопясь в подвал, к Дамдиру.

Дамдир вскочил, обнажив меч.

— Далмата схватили!

— Ты, я вижу, из Цаха? — спрашивал Тимур у воина, сторожившего вход в зарешеченную каморку. Тот молчал. — Вижу, из Цаха. У тебя на лице написано: «Я родился в Цахе!»

Тот каменно молчал.

— Слушай! А вот ты такую песенку слышал? — Тимур полез за дудочкой. Заиграл колыбельную.

Посредине коридора, едва заметная, лежала тонкая волосяная петля.

Стражник дозором обходил вверенный ему участок. Вдруг как подкошенный рухнул наземь! С необыкновенной быстротой заскользил на боку и скрылся за поворотом коридора.

Чья-то рука быстро высунулась из-за угла и подобрала оброненную алебарду. Дамдир примерял фаларийские шлем и плащ…

Цахец, охранявший Тимура, отставив алебарду к стене, сидел уже на полу и заливался слезами. Тимур играл колыбельную.

— Так дело не пойдет… — сказал Тимур. — Ну что ты уселся и ревешь? Лучше бы дверку открыл! Тот каменно молчал, слизывая слезы с усов. И снова зазвучала колыбельная. Цахец слушал, совсем уж расслабленный. Не замечая даже, как чья-то рука отстегнула с его пояса ключ.

…Как рука эта открыла замок на решетках…

Потом его, словно тяжелобольного, подняли на ноги — колыбельная все звучала и звучала.

Провели в каморку, усадили на место Тимура и закрыли замок снова.

Колыбельная еще позвучала немного и затихла в глубине коридора. Охранник очнулся, возмущенно взрычал, бросился трясти решетку.

Дамдир, горбун и Тимур крались по коридорам в глубь замка.

В небольшой замковой церкви было не сказать что битком народа: десятка полтора сановников, с десяток дам, десятка три-четыре стражников, неизвестно от кого плотной цепью опоясавших собрание.

— Согласен… — бурчливо и быстро ответил на вопрос священника Десебр и покосился на невесту. Ему явно хотелось разглядеть лицо Сандры, скрывающееся за фатой.

— Согласна ли ты, Эрика, дочь Даута, взять в мужья Десебра, наместника солнцеподобной Фаларии в Перхлонесе?