Стрельба по бегущему оленю
Шрифт:
Он швырнул ее на пол:
— Кувыркайся, кувыркайся!
Валет достал из кармана тонкий волосяной шнурок стал вязать петельку.
Тут Арончик, в страхе забившийся в угол, как это он всегда делал во время драк, крикнул:
— Ну не здесь же, Валет! Нельзя же здесь!
— Как же… — старчески усмехнулся тот. — На Невский я пойду ее кончать.
И поволок в беспамятстве дергающуюся Гнилушку в соседнюю комнату.
Арончик закрыл уши руками.
Валет
— Теперь вот что, Арончик! На мушке мы, это точно. Если уж она Ванюху продала, то хазу твою — подавно! Мотать надо. Думаешь, зря два матросика вокруг да около бродить стали? У меня на это глаз битый.
Арончик обеспокоенно забегал по комнате:
— Но если ты ошибаешься, Валет?
— Одного из них я «срисовал». В августе, помнишь, малину на Крюковом накрыли? Я по крышам уходил и одного их них, точно, видел. Жаль, пьяный эти дни был — давно бы чухнулся.
Арончик все бегал по комнате.
— От так так! От так так!.. Бежать, конечно! Это ты прав, Валет. — Вдруг остановился в горделиво-нелепой позе, по-адвокатски вытянул руку: — Но! Что им Арончик? Арончик убивал? Арончик грабил? Нет. Арончик — просто гостеприимный человек, — дробненько захихикал. — Арончик не можем отказать знакомым людям в ночлеге, в еде какой-никакой. А чем мои знакомые платят? А чем мои знакомые занимаются? Я, конечно, мог знать, не спорю… А мог ведь и не знать!.. — И уныло присел на табуретку. — И все же ты прав, Валет, что нужно бежать. Но мне уже шестьдесят восемь! И — начинать все сначала? Нет! Будь что будет, Валет, а я не пойду!
— Ну, дело хозяйское… Дай пожрать, Арончик.
Сидя за столом, поглядывал из-за отогнутой занавески. Был виден дом наискось и Свитич, который, сидя на крыльце, пьяно двигал руками, перематывая портянки.
Валет ждал долго и наконец дождался — поймал быстрый трезвый взгляд исподлобья, брошенный на дом Арончика.
А среди ночи вдруг легко и шустро, как картонная, полыхнула хаза.
На пожар сбежался народ со всего проулка. Трудно было даже представить, что в этих молчаливых домишках водится столько людей.
Арончик бегал вокруг огня, упрашивал, хватал всех за руки, становился на колени:
— Люди! Вы же меня сто лет знаете! Вешчи помогите вынести, вешчи! Одну только вешчь! Лю-уди!!
Люди хмуро отмалчивались.
Свитич цапнул Арончика за рукав, гаркнул в ухо:
— Где Валет?
Старик глянул на него ничего не понимающими, уже безумными глазами.
— Ах, там… — махнул рукой в огнь. — Все там. Все вешчи там.
Вечером следующего дня Шмакову доложили: поступило заявление Боярского о том, что ограблена его квартира. Взломана дверь. Экономка, находившаяся
— А где Стрельцов?
— Стрельцов? Его на посту нет.
— Через полчаса буду. Шмелькова срочно ко мне!
С улицы флигель Боярского выглядел как обычно: плотно задернутые шторы, по скудному снегу — едва протоптанная дорожка к крыльцу.
Шмаков толкнул дверь, мимоходом оглядел и замок.
Сразу от дверей начинался маленький коридорчик. На вешалке аккуратно висела дамская потертая шубка, серый платок засунут в рукав. Чисто, опрятно, небогато, с достоинством…
В полуоткрытую дверь гостиной было видно, как осторожно, словно бы крадучись, двигаются там люди, — шел осмотр.
Шмаков остановился в дверях.
Сущий разгром! Распахнуты дверцы всех шкафов. Грудой лежат в углу книги. Мебель сдвинута. В одном месте целиком ободрана полоса обоев. В соседней комнате творилось то же самое. В кухне распахнут люк подпола… Впечатление было такое, будто кто-то яростно, нетерпеливо и торопливо что-то искал.
Шмаков отворил дверь в последнюю, без окон, комнату — и отшатнулся.
В прямом кресле сидела, слегка склонив голову набок, обнаженная женщина. Она улыбалась. Только приглядевшись, Шмаков увидел в полутьме веревку и то, что это не улыбка, а гримаса боли, застывшая на лице женщины навсегда.
— Какой ужас! — сказали у него за спиной.
Высокий, очень прямо державшийся человек лет пятидесяти стоял перед ним. Короткое толстое пальто, круглая меховая шапка. Боярский.
— Да, — согласился Шмаков. — Вы — хозяин квартиры?
— Так точно. Боярский.
— Пойдемте на кухню, гражданин Боярский. Расскажите, как вы обнаружили все это.
Они уселись в кухне, и Боярский стал рассказывать. Говорил неторопливо, думаючи. Был безукоризненно спокоен.
— Я вернулся домой как обычно. Открывая дверь увидел, что она не заперта. Иной раз с Марией Петровной — моей экономкой, скажем так… — подобное случалось. Я ее предупреждал неоднократно, но она — особа, видите ли, несколько рассеянная… Впрочем, что теперь об этом!
Боярский помолчал, перемогая что-то в себе, потом продолжал, так же спокойно:
— Я пошел в прихожую и сразу же понял: что-то случилось. Ну, во-первых, дверь в гостиную была распахнута и в кухню тоже. Но главное — запах! Вы не слышите его сейчас? Этот запах жженого мяса?
Я заглянул в гостиную, увидел разгром, кликнул Машу. Я бросился в другие комнаты и вот — увидел ее.
Боярский достал портсигар — простой, едва ли не из жести, протянул Шмакову, взял папиросу сам. Курил он «Эксельсиор» — дореволюционный сорт.
— Вы сказали по телефону, что дверь взломана. Между тем я не заметил на ней никаких следов.