Стрелы Перуна
Шрифт:
— Што ж ты, царь Козарии, в таком разе не Соломоново кольцо, а меня о подмоге просишь? — хитро прищурился Ядрей.
Асмид опешил от столь простого вопроса. Помолчал, сопя от злости. Спросил сердито:
— Так куда пойдешь, Ядре-беки? К своим или туда? — Каган показал вниз.
— Воля твоя! — твердо ответил воевода. — Смерть дак смерть!
— Эй, тургуды! — спокойно проговорил каган-беки Асмид. — Проводите моего гостя в самую лучшую юрту. Принесите ему вкусную еду. Пусть отдыхает бесстрашный коназ Ядре. Он храбрый бек и достоин уважения!.. А ты подумай пока, — обратился он к заложнику. — Завтра утром продолжим наш разговор!
Глава четвертая
Враг в стане руссов
— Глянь, лазутчик! — прошептал Кирша.
Бортя-лесовик сжал ему локоть и приложил палец к губам. Оба они были передовым дозором на краю небольшого перелеска, в версте от берега реки. Позади гомонил русский боевой стан, впереди разлилась тишина, разбавленная звонким перекликом цикад... Кочевники после трех неистовых атак на киевские полки отошли, и казалось, ночью они нападать не собираются. Иногда, правда, пока еще было светло, мимо пролетали небольшие отряды сторожевых хазар. В перелесок они не заезжали, остерегаясь засады.
Но солнце село, хазары угомонились, дозоры уже перестали маячить в степи, и вот...
В страшной мешанине битв Кирша как-то сразу позабыл о личной мести Санджар-хану. Там, на своей земле или в столице Хазарского каганата Итиль-келе, хан был для мстителя просто врагом, пусть власть имущим, но все-таки простым смертным. Здесь же он стал для русса великаном, воплотившим в себе всю ненавистную мощь неисчислимой хазарской орды. И прежде чем удовлетворить личную месть, Кирша должен был истребить всю эту вражью силу. А такое можно было совершить только единством всех русских полков. И мститель перед лицом чуждого свирепого воинства видел себя не отдельной личностью, а мизерной частицей целого, имя которому — Русь! Здесь, на жестоком поле брани, Кирша остро почувствовал неодолимую силу братства ратников, деливших с ним и кусок хлеба, и судьбу, и саму жизнь...
Бортя-лесовик, в отличие от своего товарища, не задумывался над этим, ибо мысли его были просты и беззлобны. Он не держал обиды на Русь за испытание огнем на судном холме в Киеве, не думал обижаться на великого князя за покалеченную руку. Смерд всегда был един со своей землей, и во сне и наяву. И на бранном поле Бортя не думал, что совершает подвиг во славу Руси, просто он выполнял искони трудную работу — бил врага, грозившего его дому всю жизнь, сколько он себя помнит. И все...
Пригнувшаяся тень человека мелькнула совсем рядом. Кирша привстал, отвел руку назад, приготовив к броску аркан. Лазутчик показался вновь... Бросок русса был точен. Дозорный тут же прыгнул вперед и оказался рядом с врагом. Удивительно, но тот не стал сопротивляться, не поднял тревоги и спокойно дал связать себя. Он молчал, пока руссы не отвели его дальше в перелесок. Здесь пленник заговорил на ломаном русском языке:
— Минэ нада коназ Саванельд.
— Зачем? — спросил Бортя.
— Толка яму скажым. Коназу слово есть.
— От кого?
— Ты же не коназ Саванельд, а?
— Добро! Пошли, — распорядился Кирша. — Ты, брат Бортя, побудь в дозоре один. Сейчас к тебе подмога придет. А яз отведу козарина к воеводе Свенельду.
— Иди. Сполню, как велишь. — И лесовик шагнул в сторону, мгновенно растворившись во мраке: ни шума шагов, ни шороха.
Хазарин изумленно глянул ему вслед. Ему показалось: не человек это, а дух лесной.
— Пошли! — дернул он за конец аркана, которым был связан лазутчик.
— Падажды. Слово к тыбе есть.
— Сказывай, — насторожился русс.
— Нас слушат ныкто нэ будат?
— Говори по-хазарски, я понимаю. А услыхать нас некому, мы одни здесь!
Переметчик обрадовался:
— По-хазарски? Это хорошо! — Помолчал, словно решаясь на что-то. Потом, видимо, решился: — Мне нужно так встретиться со Саванельд-беки, чтобы никто не узнал и не увидел.
В темноте не разглядеть было выражения лица хазарина, но по голосу Кирша понял, что тот идет не с пустыми словами. Сотский решился на хитрость:
— Как так? Тебя надобно к Святославу отвести.
— Зачем тревожить самого кагана Урусии? — поспешно перебил хазарин. — Весть моя не так важна, чтоб утруждать пустыми словами разум великого. Отведи меня к Саванельд-беки, и ты получишь десять динаров.
— Ха! Десять?
— Я оговорился. Сто.
— Давай сейчас! — прикинулся жадным Кирша.
— Возьми кошель за пазухой и отсчитай себе сто монет.
Кирша достал из халата хазарина туго набитый увесистый мешочек, развязал его, стал отсчитывать деньги, приговаривая шепотом:
— А ты не щедр. Мог бы дать больше. И куда тебе столько?
— Хорошо! Отсчитай себе еще пятьдесят динаров, и пойдем скорей!
— Куда торопиться? Успеем.
— Можем не успеть. Скоро Санджар-Саркел-тархан поведет свои тумены в бой.
— Что-о?! — сразу позабыл про золото Кирша. — Пошли!..
Велик был воевода Свенельд на Руси. По знатности и богатству уступал только великому князю Киевскому. Дружину личную имел и дань собирал с половины славянских племен. Грозного имени его страшились враги и... друзья. Не раз и не два пятнали воеводу вражеские мечи, стрелы и копья на полях многочисленных сражений. За чужие спины полководец не прятался, храбр и неистов был в бою. Умел водить дружины, крови не жалел, стремился достигнуть цели любой ценой, а цена эта определялась чаще всего чужими жизнями и чужой бедой. За это не любили Свенельда на Руси. Народ накрепко назвал варяга: Чёрный Ворон Сантал!
Но Святослав, ценя мужество Свенельда и его полководческий дар, держал его при себе и в обиду никому не давал, хотя вряд ли кто мог осмелиться нанести обиду мстительному и могущественному варягу. Знал Святослав и то, что сподвижник его мог переметнуться на сторону врага, если бы враг не поскупился. Однако чтобы купить верность такого человека, сумма должна быть поистине сказочной. Великий князь знал: хазары, например, такой цены Свенельду никогда не дадут, и до поры до времени был спокоен.
Свенельд и в сегодняшних битвах отличился непоколебимой твердостью: сам рубился в передовом отряде, его жестоко достали стрелой в левое плечо. Но варяг не отступил, и воины его, видя вождя впереди, стояли насмерть. Сегодня Свенельд был верен Руси, верен безоговорочно!
Вот вчера, то есть месяц назад, если бы каганы Хазарин согласились на его предложение, тогда... Но то было вчера.
Кирша, как и большинство руссов, не любил Свенельда и не доверял ему. И этот случай с вражеским лазутчиком был подозрителен сотскому, два года пробывшему в плену у хазар и лучше других знавшему о коварстве ханов и эльтеберов.