Стрелы Перуна
Шрифт:
— Разве тут найдешь, — отозвался Ждан. — Как скрозь землю провалился. Штоб его! Все колени ободрал.
— Яз тебе еще кое-што обдеру плетью, коль не отыщешь, — пообещал воевода. — Найти надобно. Кирша, тебе поручаю. Все тут переройте, а штоб кожицу сию мне в руки отдали. И... под страхом смертной кары — никому ни слова о том, што видели и слышали. Никому!
— Не скажем, воевода. А послание козарское отыщем! — отозвался Ждан.
— Ищите! Меня давно уж дело ратное кличет. Как переметчик сказывал, гридь Кирша? Санджар ночью непременно на нас пойдет?
—
— Ну-ну. Встретим...
Асмуд ушел. Трое пядь за пядью обшаривали землю перед валом.
Хитер был Кирша, подозрителен, да и Перемир ему в этом не уступал. Однако же не догадались они Ждана обыскать. А опасное послание хазарское давно уже кануло за пазуху немировского десятского, и ползал он на коленях и чертыхался только для вида. Лукавый ум Ждана сообразил, что Свенельд щедро вознаградит его за предупреждение и за этот смертельно для того грозный клочок пергамента.
Кирша и Перемир искали бы пропажу так долго, что, наверное, догадались бы обыскать и Ждана, но тут могуче громыхнули мечи по железным щитам: хазарские тумены пошли в ночную атаку!
Слева, в полуверсте от них, ярким огнем полыхнул сухой камыш.
— Все, не найти! — крикнул Кирша. — К бою, братие! Мож, потом отыщем послание козарское воеводе Свенельду. Вперед!
И сотские побежали на вал, вырвав из ножен мечи.
— Где Ждан?! — спросил Кирша Перемира, когда они оказались среди тысяч ратников.
— Тут где-то!..
Но тут его не было. Ждан бежал к Свенельду. И долго ему искать варяга не пришлось: тот в свете горящего камыша, сидя верхом на коне, отдавал распоряжения тысяцким:
— Плотнее, плотнее ставь полки! Как огонь погаснет, комонники козарские силой великой на нас пойдут. Стойте крепко! Не дрогните!
— Воевода! — окликнул его Ждан... — Свенельд! Дело и слово спешное! Дело смертное!
— Подойди! — приказал тот. Ждан подбежал:
— Вот. Послание тебе!
— Што в нем?
— Не ведаю. Только воевода Асмуд знает... Свенельд вырвал рулончик из руки Ждана, развернул здоровой рукой — левая покоилась на перевязи, — пробежал глазами по тексту, остро глянул на десятского:
— Кто ведает про сие?
— Кирша, Перемир и воевода Асмуд. Но читал только Асмуд, а што в послании сем, никому из нас не сказывал.
— А переметчик где?
— Убежал было, да в яму угодил и на кол напоролся. Погиб.
— Так... — Свенельд помолчал мгновение. — Награды ждешь?
— На то твоя болярская воля, воевода, — Ждан смиренно согнулся в поясном поклоне.
Свенельд криво усмехнулся, внезапно вырвал из ножен меч и наотмашь рубанул им своего невольного благодетеля. Ждан, рассеченный до пояса, рухнул на прибрежный песок.
— Переметчик козарский! — крикнул варяг. — Вот весть изменную мне принес. — Он показал тысяцким клочок пергамента. — Мыслят купить меня козары! Меня?! — И бросил кожу в горящий камыш.
Тысяцкие переглянулись. А Велемудр, ставший во главе богатырей тяжелой дружины вместо Добрыни, шепнул своему товарищу полочанину Колесу:
— Ишь как перехитрил нас!
— Што ж все-таки в послании том?
— Проведаем потом у Асмуда. Он же читал. Слыхал, што Ждан-то сказывал?
— Нет! Он тихо речь вел.
— А яз слыхал. Асмуд-воевода глядел послание сие.
— Тогда и мы проведаем. А все ж и сейчас узнать не мешало бы, перед жестокой сечей, штоб в измене голову попусту не сложить...
А в послании было: «Свенельд-беки! Великий каган Шад-Хазар Наран-Итиль жалует тебя землей Таврии с городами: Таматарха, Короча, Суруж и Фуль. Ты получил просимое тобой. Выполни теперь свое обещание — помоги сокрушить кагана Святосляба!» На тексте красовался золотой оттиск с перстня великого кагана Хазарии Иосифа.
Прочитав послание, Свенельд подумал с горечью: «Поздно!». А зарубив Ждана, рассудил: «Один опасный недруг теперь у меня на Руси — Асмуд. Кирша и Перемир не в счет: кто им поверит, да и не ведают они ничего. А вот ежели Асмуд донесет Святославу, тогда... Мож, выкручусь? Послания-то нет, сгорело! Все одно веры мне прежней не будет: Асмуд не даст забыть князю о злоумышлении моем. А посему битву нынешнюю надобно мне свершить доблестно и все сделать, штоб в победе слава моя сверкала ярче Асмудовой. Погибну, а добьюсь сего!.. А мож, старый филин погибнет?.. Нет, вряд ли! А мож, мне...»
Камыш прогорел. Конные толпы хазар стремительно надвигались из темноты.
— Колес! — позвал Свенельд. — Веди гридей вдоль брега и ударь по козарам справа... Братие и дружина! — воззвал он к богатырям. — Копья к бою! Р-рысью-у... Вперед!
Глава пятая
Ночь мучительного неведения
Добрыня недолго наблюдал за битвой, свои дела влекли воеводу. В сопровождении сотских, Колюты и печенежского военачальника Эрнака Свирепого витязь обошел боевой стан на острове. Половина ратников спала у костров тяжелым сном смертельно уставших людей. Другие при свете факелов и костров укрепляли вал частоколом из разобранных строений посада. Всеми работами руководил тысяцкий Радислав, пожилой воин с простым и ясным лицом. Правая рука его покоилась на перевязи, лоб обмотан тряпицей, пятна крови запеклись на грубошерстном плаще. Он не спал вот уже почти сутки, но был бодр и подвижен. Подходя, Добрыня услыхал мягкий грудной голос тысяцкого:
— Вот тут и вбей колья, Завид. Козарин полезет, а ходу и нетути. А ты его копьем в ров и столкнешь. Понял, голуба моя?
— Как не понять, — ответил хриплый бас. — Все сполню, как велишь. Не сумлевайся.
— Бучма! Подбрось, голуба моя, дровец в костер. Аль не видишь, товарищам твоим темно... Чекан-богатырь, посматривай, штоб ворог змеей подколодной к нам не пролез.
— Устерегу, воевода. Не бойсь. Яз дело ратное ведаю. Не впервой, чать, в дозоре стою.
— Добро! Яз так только... Кентарь, сходи, разбуди десяток Сенчи. Пора и вам, голуба моя, головы приклонить до зари...