Стригунки
Шрифт:
— Конечно, стоит, — горячо поддержал Коля Никифоров.
И вот теперь мальчики едут на завод металлоламп к знакомому мастеру Ивана Дмитриевича за новым материалом.
Стучат колеса, за запотевшим, заплаканным окном меняются платформы пригородных станций. Кто-то за спиной на соседней лавочке, шелестя газетой, рассуждает о политике, Коля и Вася вполголоса повторяют слитное и раздельное написание наречий. А Олегу хочется спать. Он пригрелся в углу и борется со сном.
«Вот оно, это проклятое «на
Да, Олега подвело именно это коротенькое, в пять букв, словечко. Написав на классной доске фразу для разбора, Олег засуетился, быстро стер «на миг», написанное правильно, и написал слитно. Учительница спросила его, почему он так поступил. Олег тут же снова стер слово и написал раздельно.
«Ну вот…» — сказала учительница, и Олег, подумав, что она осуждает его за неправильное действие, опять вернулся к прежнему написанию.
— Что ж это ты, Зимин, наречия подзабыл? — покачала головой учительница. — Пятерку поставить не могу.
В этот день с Олегом все обращались, как с больным. Никифоров утешал: мол, не вешаться же теперь! Мухин положение оценил более практично: «Все равно в четверти пятерку можно вывести». Наташа тоже бросила несколько сочувственных взглядов.
Рем Окунев снисходительно заметил на ходу:
— Ох, и будет же тебе, тимуровец, от мамаши клизмочка! Образцово-показательный ребенок и вдруг…
Олега задело это за живое. Именно матери, ее вздохов и нравоучений боялся Олег больше всего на свете.
Когда Олег вернулся из школы домой, мать сидела на голубом атласном пуфике трюмо и, заглядывая в книжку, безумно вращала глазами: она утверждала, что это очень полезная гимнастика для лица, отличное средство, чтобы не было морщин.
Олег знал, что отвлекать мать во время ее косметической гимнастики нельзя, и поэтому, прохаживаясь по комнате, терпеливо ждал, когда будут закончены упражнения.
— Ну, что нового? — спросила Ольга Константиновна, поднимаясь с пуфика.
— Я четверку по русскому получил! — выпалил Олег и сам испугался своей решительности.
— Четверку?
— Четверку… За наречия… «На миг» вместе написал…
— Вот это новости! Вот это новости! — повторила Ольга Константиновна и, шурша халатом, направилась к двери.
Олег шагнул за ней, протягивая руки.
— Мама! Мама! В четверти все равно пятерка будет!
Из кухни донеслось:
— Вера, накорми отличника!
— Мама! — крикнул Олег, но Ольга Константиновна не откликнулась.
Домработница Вера принесла суп.
— Правда, четверку поставили? — сочувственно спросила она и весело добавила: — А по мне, так только радоваться такой отметке!
Ольга Константиновна вернулась в столовую
— И что же ты думаешь делать дальше? Сегодня четверка, завтра тройка, а потом и двойки. Мы с отцом стараемся, создаем тебе условия…
— Мама! — взмолился Олег. — Я исправлю четверку!
— Ты слушай! Ты думаешь, что все это легко нам далось? И квартира, и машина, и обстановка? Всю жизнь мы трудимся, чтобы из тебя человек получился, а не какой-нибудь токарь!
«Ты-то больно много трудишься! Гимнастика лица!» — со злостью подумал Олег.
— Знай, кончишь школу без золотой медали — не видать тебе института как своих собственных ушей. Прямехонькая дорожка к станку! В токари!
Олег терял терпение. Он решительно отодвинул тарелку.
— Ты же сама говорила, что когда молодая была, у станка работала, пуговицы делала.
— Да, делала! Потому что была некультурным человеком, вроде нашей Верки.
Олег хотел сказать, что Вера так же, как и мать, окончила шесть классов, но решил, что спорить не стоит: не переспоришь.
— Словом, не твое дело, где я работала, — заключила Ольга Константиновна, вставая. — А ты, мой сын, кончишь школу и пойдешь в институт международных отношений. Понятно?
Олег сел за уроки. Ольга Константиновна ходила по комнатам, неизвестно для чего переставляя безделушки и громыхая стульями. Уроки в голову не шли. Олег смотрел в книгу, но думал совсем о другом. Он слышал за спиной шелест халата матери и каждую секунду ждал какого-нибудь вопроса. Наконец Ольга Константиновна не выдержала.
— Олик, скажи на милость, я вчера разговаривала по телефону с Варварой Леонидовной. Каким это еще отстающим вздумал ты помогать?
— Мне поручили. Классный руководитель поручил. Олег чувствовал, что краснеет. Ему казалось, что хотя он сидит спиной к матери, она видит его смущение.
— Я спрашиваю: кому ты помогаешь? Что это за иждивенцы у вас появились? Почему и кому ты должен помогать?
— Одной новенькой девчонке, Губиной Наташе. Я ей по математике помогаю.
— Откуда она взялась, эта новенькая?
— Из колхоза приехала, — не без удовольствия ответил Олег.
— Ну нет! Этого не будет! — решительно заявила Ольга Константиновна и, хлопнув дверью, вышла из комнаты…
— Олег! Олег! Что это ты спать вздумал?!
Олег встрепенулся и открыл глаза.
— Приехали? — испуганно спросил он.
Поезд тормозил перед платформой. Ребята поспешили к выходу.
Холодное солнце сверкало в лужах. Было ветрено, холодно и сыро. Олег посмотрел на часы. «Ох, и нагорит от матери! — подумал Зимин. — Раньше чем через два часа не вернемся».