Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари
Шрифт:
На верхнем этаже здания появился Большой кабинет с видом на Рим. По свидетельству гостей, оттуда прекрасно просматривались «San Carlo, колокольня Борромини, купола старых церквей и… Св. Петр». [153] Думал ли граф, любуясь этой панорамой, о своем прадеде, который в Физическом кабинете имел перед глазами Казанский собор Санкт-Петербурга?
Salon rouge, или Красный салон palazzo Strogonoff
153
Врангель H.,
Вероятно, именно оттуда, по словам Н. Врангеля и А. Трубникова, открывался вид на вечный город.
Таким образом, римское палаццо соотносилось с петербургским, стоявшем на Невском проспекте. Бесспорно, что сам новый владелец чувствовал себя философом, оказавшись в тех же обстоятельствах, как и предок. Связь с Россией происходила через меценатство, в частности в заботах об ОПХ. Только в 1885 году Строгонов пожертвовал в музей общества 114 предметов на сумму в 15 000 рублей — крупнейший вклад за всю историю, сопоставимый только с вкладом В.Л. Нарышкина при основании.
В кабинете на особой подставке стоял «Портрет Эразма Роттердамского» работы Квентина Массейса 1517 года — картина, некогда принадлежавшая Александру Сергеевичу, затем перевезенная графиней Софьей Владимировной в Марьино и наконец ставшая собственностью третьего представителя рода. Где-то в глубине зала находилась Мадонна из «Благовещения» Симоне Мартини (1285–1344), причем автора шедевра определил сам владелец. Здесь же за столом с китайской вазой и небольшой копией Ники Самофракийской находилась большая витрина с мелкой пластикой и ренессансной майоликой. На ней стоял выносной крест с росписями Бернардо Дадди, итальянского мастера XIV века.
В другой части пространства, соединенного аркой, перед брюссельским гобеленом, занимавшим всю стену одной из части зала, против окон на столе стояла «Мадонна» Дуччо, приобретенная в 2004 году нью-йоркским музеем Метрополитен. Поблизости находилась дарохранительница фра Беато Анжелико, сделанная в 1425–1430 годах для церкви Сан-Доменико во Фьезоле. Еще Джорджио Вазари, основатель современного искусствоведения, писал, что «фигурки в небесном сиянии настолько прекрасны, что поистине имеют вид райских, и трудно оторваться от них всякому, кто пройдет».
Считал ли Строгонов, что в нем возродился дух Леонардо да Винчи? Именно в его облике он предстал на римском карнавале 1875 года.
Требовалось значительное время для расположения всех художественных сокровищ, большую часть которых привезли из России. Ф.И. Буслаев сообщал: «Там найдете вы и массивные мраморные саркофаги из катакомб и усыпальниц, и тяжеловесные мраморные же плиты с барельефами из упраздненных в Италии в последнее время монастырей, и статуи, и статуэтки, серебряные потиры, дискосы и чаши, блюда, вазы, и оклады, и диптихи из слоновой кости и металла, и всякую другую утварь». [154]
154
Буслаев Ф.И. Указ. соч. С. 171.
Искусствовед Антонио Муньос писал: «Собрание Строгонова отличается от других частных собраний тем, что оно не ограничивается одной определенной эпохой, но содержит все, что несет на себе печать красоты, — от египетских древностей, ваз и золотых вещей до греческих, этрусских и римских статуй; от раннехристианских саркофагов до византийских изделий из слоновой кости, эмалей и ювелирных украшений; от картин наших тренчентистов и кватрочентистов до картин Гварди, Тьеполо и Фрагонара. Граф умел ценить и греческую керамику, и фарфор Франкенталя, и блюда из Пезаро, и китайскую майолику, и готическую мебель, и мебель ампирную, и ренессансную бронзу, и бронзу семнадцатого века». [155]
155
Munoz A. Ibid.
Парадная лестница в стиле Людовика XVI имитировала аркадами ренессансный дворик. Правда, в отличие от него она имела световой фонарь. Над входом располагалась латинская надпись: «PVRPVRATA NAM STIRPE CREATVS ARDEO». Решетку украшала графская корона над стилизованным вензелем. Вверху за аркадами находилась библиотека графа, заполненная шкафами XVI века из сакристии монастыря в Витербо, и гостиная, отданная в распоряжение так называемым примитивам — итальянской живописи до Рафаэля. Центральное место занимал триптих «Коронация Марии» Маттео Пачини 1360 года. В Библиотеке хранилась лишь часть огромного 30 000 книжного собрания Григория Сергеевича. Другие издания были размещены по разным комнатам. В отличие от прадеда и брата Павла, владелец римского палаццо имел собственный экслибрис.
Le studio, или Кабинет palazzo Strogonoff
На первом этаже находилась также Столовая, плоскости ее стен над панелями, как и в Строгоновском доме на Сергиевской улице в Петербурге были обиты кожей, стены украшало собрание натюрмортов в черных рамах. Самой большой картиной были «Цветы» Ж.Б. Моннуайе, привезенная итальянским коллекционером Меаццей из России.
«Поначалу во дворце на виа Систина устраивались торжественные и изысканные застолья, во время которых кушанья подавались на стол на серебряных арабских и персидских блюдах, но постепенно граф отдалился от празднеств и церемоний и стал появляться в обществе только если была возможность послушать хорошую музыку, которой он, сам выдающийся пианист, был страстным поклонником». [156] Григорий Сергеевич «остался один в своем замке, куда он не допускал ни электричества, ни газа и не пользовался телефоном». Для концертов был устроен особый зал в стиле Людовика XVI на верхнем этаже, по соседству с кабинетом. Зал украшало полотно с видом сада итальянской виллы кисти Фрагонара (кстати, из собрания Александра Сергеевича, президента Академии художеств).
156
Там же. Р. 9.
Мадонна Дуччо — одно из главных сокровищ дома графа Г.С. Строгонова
Граф сосредоточился на покупке и изучении произведений искусства, они стали теперь единственной нитью, связывавшей его с жизнью, и натурализовался в Вечном городе, как некогда его прадед Александр Сергеевич в Париже. Габриэле Д’Аннунцио упомянул Григория Сергеевича в своем романе «Наслаждение». Знаменитый писатель в 1880-х годах жил на виа Грегориана и поселил в расположенное поблизости палаццо Дзукарри одного из главных героев.
Граф Григорий Сергеевич принадлежал к числу тех Строгоновых, кто в наибольшей степени оказался подвержен «скитальческому комплексу» графа Григория Александровича, своего прадеда (магия имени?). Лишь обстоятельства и наследование от отца Сергия Григорьевича не только «бродяжничества», но любви к искусству стали причиной того, что перед смертью он закрепился в Италии и подарил миру выдающееся художественное собрание.
Глава 18
«И пение его напоминает деревню»