Строптивая невеста
Шрифт:
— Пожалуйста, поговори со мной, Иланна. Плечи африканки опустились.
— Мусульманин простил меня. Элпин встревожилась:
— Ты рассказала ему про свои зелья?
— Нет, но я выбросила их в уборную. Он простил меня за то, что я вынудила его напиться.
— Так почему же ты такая грустная? Опустив голову, Иланна призналась:
— Эта женщина очень-очень боится. Тот мужчина ранил мою душу. Боги теперь смеются над принцессой ашанти.
У Элпин не было собственных традиций, не было предков, если не считать компании
— Сомневаюсь, что боги смеются над тем, что ты влюбилась. Мне кажется, они должны радоваться.
Иланна медленно покачала головой:
— Принцесса ашанти поет грустную-грустную песню.
— Саладин — замечательный человек. Тебе незачем стыдиться своей любви к нему.
— Я не стыжусь. Мудрая королева ашанти говорила: «Лучше чувствовать, что сердце болит, чем вообще его не ощущать».
Как ей ни было неприятно, Элпин была вынуждена согласиться с ней.
— Нам надо отправляться домой.
В глазах Иланны блеснула радость. Она снова гордо выпрямилась.
— Как ты заберешь «Рай» у этого шотландца?
Элпин рассказала, как она планирует заставить Малькольма передать ей права владения плантацией.
Удивленно приподняв брови. Иланна засмеялась:
— Ты очень умная белая женщина.
— Эта белая женщина еще и беременна.
Иланна открыла рот. Сжав кулаки, она выпалила какое-то слово, которое явно было ругательством ашанти.
— Мне нужно было приготовить тебе снадобье, которым пользуются все осторожные женщины.
— Нет. Я хочу родить этого ребенка.
— Шотландец не позволит тебе уехать.
— Он не узнает о ребенке, если ты не проболтаешься.
Иланна провела рукой по губам.
— Это будет нашей тайной, пока мы не попадем домой. Потом ты попросишь Бампу Сэма поиграть для малыша на барабане. Старый Ромео сделает колыбельку. — Прижав ладони к щекам, Иланна добавила: — Маргарита будет жечь щепки и выть, призывая своих богов азебу.
Все друзья Элпин будут рады. Они будут суетиться вокруг нее, хвалить ее и бороться за право баловать малыша.
— Этого я и жду. Я хочу, чтобы ты собрала с собой немного одежды и самое ценное. Когда настанет время, мы должны быть готовы.
— Когда мы уедем?
— Скоро, Иланна. Очень скоро.
— А где мы возьмем деньги, чтобы заплатить за места на корабле?
Элпин мысленно похвалила себя.
— Как экономка лорда Малькольма, я выплачиваю жалование всем, в том числе и себе. А сейчас, Иланна, мне кажется, что умная белая женщина должна прихорошиться в ожидании мужа.
— Готова спорить.
По настоянию Элпин они обедали в кабинете. После еды она налила Малькольму бренди и села на подлокотник его кресла, держа мужа за плечо.
— Когда начнут убирать урожай? — поинтересовалась она.
Малькольм выглядел так, как и должен выглядеть
— На следующей неделе. Не могу сказать, что меня это радует.
— Достаточно ли у тебя работников? Запрокинув голову, он сурово взглянул на нее.
— Если ты хочешь предложить свою помощь, то забудь об этом. Я не позволю тебе, Элпин, работать в поле.
Неужели он подозревает, что она беременна и заботится об ее здоровье и благополучии ребенка? Нет. Он просто упрямится. Эту черту его характера Элпин давно изучила.
— Не позволишь? Это попахивает деспотизмом…
Он улыбнулся:
— Называй как хочешь, но я предпочитаю, чтобы ты услаждала мой вкус и зрение, а не натирала себе мозоли на руках.
Он не может быть таким заботливым после того, как вынудил ее вступить в этот позорный брак. Неважно, что идея принадлежала ей; она имеет полное право сердиться. Иначе ей не вынести фальшивые признания в любви. Она не должна забывать о своей задаче.
— Мне нравится, — с притворным сожалением призналась Элпин, — удовлетворять твой аппетит.
Он многозначительно посмотрел на нее.
— Это обстоятельство, — он погладил ее по бедру, — разжигает вышеозначенный аппетит еще больше.
Его прикосновение заставило Элпин вспомнить, как они занимались любовью, но она усилием воли подавила вожделение, вспоминая о предательстве Малькольма.
— Малькольм Керр! Ты способен превратить в непристойность даже обычное приветствие!
— Этим утром именно ты была непристойна. А я, если ты соблаговолишь вспомнить, был несчастной связанной жертвой.
Пристыженная, Элпин отвела глаза.
— Я развязала тебя перед тем, как…
— Перед чем? Перед тем, как оседлала меня и довела несчастного тихоню до изнеможения?
Она расхохоталась:
— Если ты тихоня, то папа римский — еврей. Прекрати уходить от разговора. Мы говорили о сборе урожая. Если верить записям в гроссбухе, в прошлом году урожай был скудным.
— Как ты узнала?
Она смотрела на его макушку. В черных, как вороново крыло, волосах играли отблески света от лампы. Будут ли у ее ребенка такие же роскошные волосы? Кто это будет — крепкий парнишка, жаждущий узнавать новое, или девочка с карими глазами и обаятельной, как у ее отца, улыбкой?
— Элпин?
Она отвлеклась от мыслей о материнстве. У нее еще будет время подумать о ребенке.
— Я сравнила записи за два последних года. Он провел пальцами по ее колену.
— Зачем?
Она подавила чувственную дрожь и сосредоточилась на его словах. Неужели он что-то заподозрил? Нет, просто любопытствует.
— Мне было интересно. Не забывай, я твоя служанка и твоя экономка.
— И моя жена.
Его временная жена. Не желая сожалеть о том, чего никогда не будет, Элпин поддержала разговор.