Структура стихотворного текста в аспекте герменевтической теории интерпретации (на материале английского сонета XVI-XIX вв.)
Шрифт:
На сегодняшний день метод двойного герменевтического круга находит широкое применение в самых разных областях, но практическое приложение в науке зачастую получает лишь одна из его сторон – интерпретация целого путем толкования составляющих его частей (ср., например, целостность восприятия конфигурации в гештальт-психологии: [Залевская, 1999: 242]). С другой стороны, у рассматриваемого метода есть и свои противники. Так, С. А. Васильев отмечает среди недостатков метода его базовый принцип: текст может быть либо понят, либо не понят, тогда как мысль о частично правильном или поверхностном понимании не принимается в расчет [Васильев, 1988: 199]. Кроме того, ученый ставит под сомнение саму
В связи со сказанным С. А. Васильев предлагает своеобразную альтернативу методу двойного герменевтического круга – концепцию уровневого понимания текста. Данная концепция сводится к идее последовательного толкования текста в его целостном восприятии с точки зрения разных уровней восприятия. Автор различает: уровень перевода, уровень комментария, уровень истолкования и методологический уровень. При этом последний рассматривается как наиболее существенный этап интерпретации, когда для интерпретатора важным становится уже не смысл текста, а то, какими средствами автор достигает его воплощения в произведении (более подробное изложение концепции см. в работе [Васильев, 1988: 178–199]).
Оба показанных метода имеют свои преимущества для исследователя и могут в равной степени использоваться при толковании стихотворного текста. Очевидно, что ни один из них не может считаться универсальным, и применение любого в отрыве от другого при интерпретации разных текстов приведет к односторонним, неполным и неадекватным выводам. Поэтому и метод двойного герменевтического круга, и концепцию уровневого восприятия текста следует рассматривать не как альтернативные, взаимоисключающие, но как взаимодополняющие в понимании текста.
Говоря о структурировании текста в связи с логическим уровнем восприятия, мы упомянули позиционирование элементов в текстовом пространстве. Однако далеко не всегда распределение текстовых элементов (эпизодов, сегментов, высказываний или даже отдельных слов) в художественном тексте вызывает их мгновенное логическое осмысление. Напротив, известный прием позиционирования основан скорее на психологии восприятия, нежели на его логике. Так, исследования в области психолингвистики показали, что зрение дольше фиксируется на отдельных участках текста (в данном случае характер текста значения не имеет). К таковым относится, в частности, последнее слово в предложении, вызывающее наиболее длительную фиксацию [Залевская, 1999: 243]. То же относится к финальной части любого визуально обособленного текстового фрагмента. Примерно такую же концентрацию внимания – также в силу психологии восприятия – вызывает начало текста или его фрагмента. Эти данные нашли применение в стилистике декодирования, обусловив возникновение термина «сильная позиция текста», о котором уже говорилось в предыдущем параграфе.
С точки зрения восприятия текста распределение сильных позиций играет не менее важную роль, чем с точки зрения его порождения: размещение смысловых узлов здесь осуществляется именно в тех участках текста, которые с точки зрения психологии восприятия вызывают наибольшую концентрацию внимания. Вследствие этого реципиент не логически постигает, а подсознательно, интуитивно «считывает» с текстового пространства часть ключей к пониманию произведения. Этот процесс осуществляется на третьем, интуитивном, уровне восприятия.
Помимо неосознанного восприятия смысловых узлов в пространстве художественного текста, на интуитивном уровне также осуществляется «считывание» информации, имплицитно
а) на уровне ритма – дихотомия метр/ритм (т. е. их соотношение и возможные перебои ритма на фоне выбранного метра);
б) на фонетическом уровне – возможное использование аллитерации и ассонанса как видов звуков повтора;
в) на синтаксическом уровне – порядок слов и инверсия, анжамбеман, часто начальное или финальное позиционирование в строке ключевых для понимания текста лексических единиц и их вовлечение в рифму.
Вопрос об этих средствах в связи с интуитивным уровнем восприятия поднимается нами в силу специфики их воздействия на сознание реципиента. Не требуя от последнего никаких особых осознанных интеллектуальных усилий, данные приемы вовлекают в процесс восприятия органы чувств – зрение (графический рисунок, позиционирование компонентов текста) и слух (аллитерация и ассонанс, ритмика, рифма, порядок слов и т. д.).
Итак, процесс восприятия текста связан с его толкованием; одним из первостепенных условий полного и адекватного толкования выступает наличие определенной обратной связи – отклика, реакции, ответного переживания, возникающих у реципиента по отношению к тексту. Как известно, восприятие любого словесного художественного произведения сопряжено с процессом получения и узнавания информации, сличения ее с ранее сложившимися представлениями и применения данной мысли или ситуации к находящейся в распоряжении интерпретатора системе знаний, представлений и ценностей [Лурия, 1975: 45]. Немаловажным здесь является и привлечение собственного, как ситуативно-бытового, так и эмоционального, опыта. Сходная мысль содержится в высказывании М. М. Бахтина: «Сопереживание, или вчувствование, и сооценка – главное условие интерпретации, тогда как теоретическое понимание – лишь инструмент для вчувствования» [Бахтин, 1975: 37]. Таким образом, на два ранее названных фактора (предпонимание и контекст) накладывается третий – специфика субъективного восприятия текста его реципиентом, в результате чего намечается новый смысловой контур произведения. Сущностная характеристика этого фактора состоит в том, что полученный смысл как конечный результат интерпретации частично или полностью не совпадает с тем изначальным замыслом, который вкладывался в текст самим автором.
Подтверждение этой идеи находим в работах по герменевтике уже на раннем, философском, этапе ее развития. Так, В. Дильтей указывает на значимость «переживания» смысла текста при его толковании [Дильтей, 1988: 140–143]. «Понять текст всегда означает применить его к нам самим», – отмечает Г.-Г. Гадамер [Гадамер, 1988: 427–428]. Та же мысль содержится в более поздних исследованиях по филологической герменевтике, а также лингвистике текста (см. [Богин – Интернет; Богин – Интернет(а); Абрамов, 2006: 9, 14] и др.)
Интересно, что подобное мнение отражено и в трудах ученых, работающих на стыке наук – лингвистики, литературоведения, семиотики. Так, по замечанию Ю. М. Лотмана, два собеседника не могут использовать один и тот же код, даже если при этом они говорят на одном языке: «Читатель вносит в текст свою личность, свою культурную память, коды и ассоциации. А они никогда не идентичны авторским» [Лотман, 2001: 157, 219]. Эта мысль резюмирует сказанное ранее: интерпретатор текста (в особенности текста художественного) как получатель некоего заложенного в нем сообщения неизбежно трактует его по-своему, несколько иначе переживая смысл прочитанного, привлекая личный жизненный и культурно-эстетический опыт, а значит, применяя при «расшифровке» собственный, отличный от авторского, «код».