Струны: Собрание сочинений

Верховский Юрий Никандрович

В СЕЛЕ

В селе Балакове на волжском берегу Под звездным куполом июньской теплой ночи В немолчном говоре и пароходном шуме – В селе Балакове на пристани слепец, В одной руке держа разогнутую книгу И от строки к строке водя по ней перстом, Звенящим голосом, подняв лицо, читает Толпе святой рассказ про дочерь Наира; А возле – поводырь, мальчишка, с фонарем Сбирает медяки, бросаемые на пол Дощатой пристани. При шуме пароходном Торопится народ и свой товар грузить, И сесть на пароход, и просто потолкаться – И громко «публику» слепец благодарит. А

звезды и вода горят спокойным светом И тихо слушают одни – святой рассказ.

ТИФЛИС

Люблю брести один по улице Тифлиса, Где строгий обелиск немого кипариса Темнеет, недвижим на белизне стены, И в знойную лазурь стремит столетий сны. Но более люблю пробраться понемногу Из городских теснин – на вольную дорогу, Где встречу буйволов, волочащих арбу, Верблюдов порожнем – нестройную гурьбу – И смуглых путников с живой гортанной речью; А может, ни одну мне душу человечью Судьба счастливая навстречу не пошлет – И ветер гулевой беспечный свой полет Помчит навстречу мне меж серыми скалами И — нежно-теплыми и полными волнами, Всей роскошью садов – дыханьем миндаля Повеет на душу весенняя земля.

ЗУРНА

На тесном дворике, где с трех сторон балконы, А между них миндаль – раскидистый, зеленый – Над камнем крепкий ствол возносит в вышину, К весенним небесам, – услышал я зурну Сегодня, в светлый день и праздник Воскресенья; И бойкий барабан в пылу самозабвенья Ей вторил ревностно, певице удалой. Послушать вышел я – увидел пред собой И барабанщика в лохмотии картинном, И рядом – зурнача; в ребячески-невинном Лице, в коричневых раздувшихся щеках Старанье полное и важность – просто страх; И тут же, просияв широкою улыбкой, Один пустился в пляс – не тихий и не шибкий, Руками поводя – степенно, не спеша – Бог весть откудова явившийся муша. О подвернувшемся мальчишке черномазом, Что вслед за ним юлит, не мыслит он. Кавказом, Еще хранящим дар прямого бытия, На празднике весны так был привечен я.

В СУМЕРКАХ

Раз в сумерках меня ты не узнала И подошла – и быстро обняла – И крепко в лоб меня поцеловала – И пламенем и дрожью обдала – И вскрикнула, и скрылась. Да, но тайна Уж мне была невольно отдана – Так несомненна, так необычайна! Чужда навек – и уж навек родна. Как я томлюсь! Мгновенная отрада В мой сумрак не вернется никогда. Но за себя ль душа безмерно рада? Во лбу моем горит твоя звезда.

ДУШИСТЫЙ ГОРОШЕК

Он Ты свежа, как душистый горошек, Что, цепляясь, растет у окошек Вдоль по узенькой грядке в саду. Она Да, я вижу, что эту гряду Полюбил ты порой предзакатной. Мне милее рассвет благодатный. Он О, и всё же, и всё же, дитя, Мне горошком душистым цветя, Ты смеешься вечернею зорькой. Она А

зачем же и слабой, и горькой Мне усмешкой ответствуешь ты? Разве любят печально – цветы?

ПРОГУЛКА

Помню летнюю прогулку в те далекие года. Мы – влюбленные мальчишки, ты – резва и молода. Беспричинное веселье, трели смеха, искры взгляда, Живость быстрая походки, легкость светлого наряда. Было радостно и мило не одной тебе – и нам, Что равно повелеваешь ты, богиня, трем сердцам. Помню, ты, шаля, фуражку вдруг взяла у кавалера; Начала переполняться моего веселья мера; Помню, как околыш синий и блестящий козырек Шли сверкающей улыбке и румянцу нежных щек; Как завидовал я тайно; и – в веселье и в печали Как в груди с беспечным смехом слезы жгучие дрожали. Но улыбка – примиряла, побеждала навсегда В ту июньскую прогулку, в те далекие года.

МЕЧТА

Я знаю, отчего ты стала так грустна. Все ночи долгие проводишь ты без сна; Головку милую склоняешь ты к альбому, И крадется слеза по глазу голубому. И тихо наклонясь над маленьким столом, Твоих листов мечта касается крылом, – И, затаив в душе невольный трепет женский, Ты слушаешь. Тебе, как Ольге милый Ленский, Влюбленные стихи читает твой поэт – Возвышенной души неистощимый бред; И, кудри опустив, в слезах невольной неги, Впиваешь ты душой струи его элегий.

СОСНЫ

Знакомым шумом шорох их вершин

Меня приветствовал…

Пушкин

О, хмурые друзья! как полюбил я вас Порой осеннею в перед закатный час. Вы были издавна, развесистые сосны, И думам, и мечтам, и песням плодоносны; Но никогда душе кочующей моей Не навевали снов отрадней и родней, Как ныне – строгие в эфире темно-синем. Мы грань вечернюю, таинственную минем С одною думою; и снится наяву, Что в ваших душах я неведомо живу: Не часто ль чудился в суровых ваших хорах Глухой тоски моей сливающийся шорох? И отклик слышал я созвучиям родным, Взлетевшим некогда с земли к мирам иным? Так гармонически, так стройно отвечали Вы, сосны тихие, на зов былой печали.

ЭЛЕГИИ. КНИГА ПЕРВАЯ

«В глиняной вазе моей увядают пурпурные розы…»

В глиняной вазе моей увядают пурпурные розы, Сыпля на стол лепестки, томный лия аромат. Так отпылавшая страсть, померкая в стынущем сердце, Сладко и грустно томит благоуханьем своим.

ТВОЙ ПОЦЕЛУЙ

1. «Твой поцелуй мне мил и странен…»

Твой поцелуй мне мил и странен. Я им сражен! смертельно ранен. Меня язвит его печать. И сам не верю я: ужели Уста смущенные посмели Твоим, замедлив, отвечать? Но как я счастлив поневоле От этой сладости и боли, Изнемогая – как во сне. И в каждом жизненном биенье Блаженной смерти упоенье С тех пор дано тобою мне.