Струны: Собрание сочинений

Верховский Юрий Никандрович

«Воскресший месяц забелел как меч…»

Воскресший месяц забелел как меч. И перед далью матово-прозрачной Земля склонялась трепетной и мрачной; В долинах молкла суетная речь. А небеса в торжественности брачной Спешили звезд светильники возжечь. Трикирии колеблющихся свеч Огни сплетали вязью тайнозначной. Земля не смела трепет превозмочь; Я предался волне ночного хора, Туманный мой покров унесся прочь. В сиянии росистого убора Ко мне идет моя невеста – ночь Из-под шатров колдующего бора.

«Да,

опьяненным нужно быть всегда…»

Il faut etre toujours ivre.

Baudelaire [2]

Да, опьяненным нужно быть всегда. Вином, грехом, молитвой – опьяненным. Чтоб каждый миг явился проясненным, Где не шуршат минуты, дни, года. Я каждый миг хотел бы быть влюбленным, Пылать, как та далекая звезда, – Зажечь ли мир, сгореть ли без следа, – Но говорить с бессмертьем окрыленным. Но где найду напиток я хмельной, Тот райский нектар, ту волну живую, С какими я хоть миг восторжествую? Кто напоит той ярою волной И ливнем выльет тучу грозовую, Чтоб опьянен был целый мир со мной?

2

Всегда надо быть пьяным. Бодлер (франц.).

«Дождливый день ползет к ночи уныло…»

Дождливый день ползет к ночи уныло И шепотом зовет несмело тьму. Уже с утра пустое сердце ныло, И тусклый сон мерещился уму. Сознание бездейственно застыло, Не разгадав навеки, почему – И для чего кругом всё так постыло, Всё так враждебно духу моему. И пусть же день свершает путь обычный, Дождливый путь к вечерней тьме – и пусть Шаги его и шум одноязычный – Знакомая, своя, родная грусть. Как старой сказки шепот, мне привычный, Уж я давно всё знаю наизусть.

«Я уходил с душою оскорбленной…»

Я уходил с душою оскорбленной От моего земного алтаря; Еще дымил он жертвой раскаленной, Зловещими рубинами горя. И над моей мечтою опаленной Уже вставала новая заря – Владычицей, порывом окрыленной, Над бренными обидами царя. Но я тоске грызущей предавался: Вокруг назло призывам молодым Удушливой волною расплывался Последней жертвы едкий, горький дым. Я задыхался медленным угаром, Отвергнутый с моим последним даром.

В ОКНО

Ce qu’on peut voir au soleil est toujours moins interessant que ce que sc passe derriere une vitre. Dans ce trou noir ou lumineux vit la vie, reve la vie, souffre la vie.

Baudelaire

1. «Белеет четко переплет оконный…»

Белеет четко переплет оконный, Синеет ночь за холодом стекла; Волшебным взглядом, властью внезаконной Она меня еще не увлекла. Еще пока она робка, светла. Зажег я лампы венчик полусонный И жду, когда сгустится синь и мгла У тусклой головы, к стеклу склоненной. Она обнимет – и отдамся сам Я всем ее знакомым чудесам У лампы, здесь – и там, во мраке жутком. Не разделен, а связан промежутком, С самим собой я отдаюсь часам, Шуршащим тайной в напряженьи чутком.

2.

«Не вечно я один в бессонный час…»

Не вечно я один в бессонный час Во мгле окна тускнею, отраженный, Чернея смутно впадинами глаз, – Как волхованьем, тьмой завороженный. Но, тайнодейством жизни окруженный, Когда вокруг последний свет погас, Видений сонм идет – преображенный, Так близкий нам и роковой для нас. Я слышу говор, шепот, смех, рыданья, Мне чудятся и страсти, и страданья – Единая, как ночь, земная страсть. И вечной грезы любящая власть, Лишь дымкой сна обвив свои созданья, Им мощь дарит воспрянуть, но не пасть.

ТЕНЬ

1. «Склонилась тень над письменным столом…»

Склонилась тень над письменным столом – Знакомая давно и повседневно. Задумалась бесстрастно и безгневно, Не шевельнет раскинутым крылом. Всё думы: о грядущем, о былом – Парят вокруг бесшумно, безнапевно И не грозят стоглазно и стозевно, Не борются ни с благом, ни со злом. Спокойствие – как в куполе высоком. Но отчего же в этой тишине Так боязно, так жутко, страшно мне? Взор встретился с потусторонним оком. Но что ж я чую спор добра и зла – Где тень моя склонилась у стола?

2. «Я свет зажег – и вновь она вошла…»

Я свет зажег – и вновь она вошла. Нас обняла связующая сила – И на стене бесцветной воскресила Вновь полукруг широкого крыла. Она меня еще во тьме ждала – И принесла мне тихий дым кадила; Благоуханьем синим наградила, Оградное забвение дала. Вновь, как и прежде, я с моею тенью – Вдвоем огнем мы жертвенным горим; В безмерность плавно уплывает дым. И, отдаваясь тихому сплетенью В одну волну благоуханий двух, Влюбленный в тень возрадовался дух.

3. «В мерцаньи ночи тень моя со мной…»

В мерцаньи ночи тень моя со мной. И жертвой не горю я вместе с нею, И в жути я уже не холодею – Здесь, у стены обители иной. Сливаюсь я с загадочной страной И скоро сам ключами овладею, Вступлю во храм, подобен чародею, Я – тень моя, тень, ставшая собой. Нам здесь, в стенах, не тесен мир, не душен; Там, в куполе нас не страшит простор. Привычен сил неистовых напор. Полет мой будет волшебству послушен. Здесь, на стене уверенно легла Тень моего широкого крыла.

ЖЕЛАНИЯ

1. Наперсник

Я не хочу твоей любовью быть. Не потому, что, вспышки чередуя, Ты слишком скоро можешь позабыть; Нет, вечной страсти для себя не жду я. И пусть ты будешь каждый день любить, Всё первую любовь душой милуя, Чтоб завтра вновь ее в себе убить Для первого – иного поцелуя. Я быть хочу наперсником твоим, Чтоб каждый миг впивать твои признанья. И наслажусь я всем, неутомим, – Чему нет слов, нет меры и названья. И будет мой порыв неразделим – Огнем твоим восторженно палим.