Студентка, комсомолка, спортсменка
Шрифт:
Но пока ничего этого еще нет. Позиции партии непоколебимы. Дети, в среде которых я постоянно вращаюсь, на самом деле чистосердечно верят в самое светлое будущее. А многие на полном серьезе считают, что коммунизм построят еще при их жизни. Да и люди тут совсем другие, непохожие на тех, которые будут жить в той же Москве через семь десятков лет.
Вот представьте себе такую картину. Мама вышла из дома, ведя за руку дочку лет пяти, а в другой руке неся чемодан. И вот, отойдя от дома метров на сто, мама вдруг вспомнила, что забыла какую-то мелочь. Не задумываясь, она спокойно ставит свой чемодан на траву около тротуара, сажает на него дочку, говорит той, чтобы никуда не ходила, и возвращается
Или вот еще такой эпизод из жизни. Ехали мы как-то с Сашкой в автобусе. И вдруг она толкает меня локтем в бок и кивает на окно. А там, в сопровождении милицейской машины, навстречу нам едет правительственная «Чайка». Не знаю, кто там был внутри, но два маленьких красных флажка на капоте торчали. А движение, надо сказать, достаточно оживленное. Как-никак центр города в разгар рабочего дня. Конечно, до московских пробок начала двадцатых годов (XXI века, конечно) далеко, но все же двигаться без помех трудновато. И вот эта «Чайка» с флажками вместе с милицейской машиной покорно плетутся в общем потоке, даже не пытаясь выехать на встречную полосу, хотя по нашей полосе движение заметно слабее. Причем и сирену не включили, так тихонько и едут. Совершенно невообразимая картина для Москвы будущего. Там бы и сиреной выли, и в матюгальник орали, и на встречку сразу выскочили. А если внутри сидит кто-то важнее третьего заместителя шестого помощника Самого, то и вовсе бы движение перекрыли. А в Москве-72 движение могут перекрыть только для проезда иностранных делегаций, причем лишь для первых лиц. Я сам всего один раз такое и видел, когда к нам Фидель Кастро приезжал.
Вообще люди в массе выглядят какими-то… не знаю, как это сформулировать… цветными, что ли. Не по цвету кожи, а в целом. Яркими, радостными. Нет, конечно, попадаются и хмурые лица, и даже злые. Но их относительно мало, если сравнивать с Москвой 2040-х. Там все какое-то серое, слякотное. И еще – безнадежное. Там все понимают, что уже все, проиграли. Бороться дальше невозможно. Никто не верит в победу. Серые люди уныло доживают серую жизнь, уже ни на что не надеясь.
В Москве-72 все не так. Даже в обычные, будние, дни на улицах полно улыбающихся лиц, что уж вспоминать о праздниках! А первомайские демонстрации? Весна, солнце, молодая зелень, красные флаги, и десятки, сотни тысяч счастливых людей на улицах. Особенно если смотреть не в центре, а в жилых районах. На главных улицах все же слишком много официальности.
И самое главное – люди верят в будущее. В будущее для себя и своих детей. Относительно недавно выиграли войну, восстановили разрушенное. Кто теперь остановит советский народ и помешает ему построить счастье? Но я знаю, что кучка омерзительных уродов, ради собственного кармана готовых на любое предательство, уже начинает потихоньку, пока еще осторожно, мутить воду и раскачивать лодку. Я знаю о грядущем Предательстве. А еще я знаю, что у этого самого Предательства имеются совершенно конкретные имена, отчества и фамилии…
– Наташ, я все равно не верю. Ну не может такого быть! Это ведь не наш местный турнир и даже не товарищеский
– И тем не менее. Заявку приняли.
– И никто не удивился?
– Удивились, конечно. Возможно, на будущий год в регламент соревнований внесут уточнение, и я больше не смогу пролезть. Но менять регламент на этот сезон уже поздно. А там нет такого ограничения!
– А вы внимательно смотрели? Может, просто не заметили?
– Очень внимательно, Ирочка. Сначала мы с Пушкиным, потом наш тренер, а потом и в оргкомитете. Там вообще чуть не по буквам регламент и правила разобрали. И не нашли! Нет такого ни в правилах игры, ни в регламенте турнира, что девчонкам нельзя играть! Нету!
– Наверное, раньше просто ни одной такой сумасшедшей не попадалось. Ты первая.
– Может быть. Но теперь уже все. Я официально в списке команды!
– Не боишься? Зашибут ведь. Хоккей – очень грубая игра.
– А то я не знаю? Не волнуйся, для вратаря не так опасно.
– Угу, неопасно. Вот влепят тебе шайбой по зубам, будешь знать.
– Я в маске буду, ничего страшного. И потом, мы же с детьми будем играть. Они там еще не могут бить сильно. Не взрослые ведь.
– Ну-ну. Посмотрим…
В этом 1972-м изменились правила проведения популярного хоккейного турнира «Золотая шайба». Теперь турнир проводился в двух группах – младшей и старшей. И наша школа решила выставить сразу две команды. По одной в каждую возрастную группу. И я буду играть в старшей команде, мне уже почти двенадцать лет. Раз уж никто не удосужился внести в правила игры уточнение, что играть могут только мальчики. Это как бы само собой подразумевалось, вот и позабыли отразить подобную тонкость в официальных правилах. А отфутболить меня под тем предлогом, что мне еще нет двенадцати лет, тоже не получилось. В регламенте не указан возраст, а прописано просто, что к участию в соревнованиях допускаются дети 1960 и 1961 года рождения.
Вообще-то, насколько я помню по прошлой своей жизни, учащиеся специализированных спортивных школ к участию в турнире «Золотая шайба» не допускались. Но нашей школе никто участвовать не запрещал. Значит, либо я что-то путаю, либо такое правило появилось позднее. Потому что мои воспоминания об этом относятся к последним десятилетиям существования турнира, то есть к 10-м или 20-м годам.
Ирка, когда узнала, что я записался в команду, весь вечер недовольно бухтела. Леона даже немного поругалась с ней, потому что Ирка своим ворчанием мешала ей делать уроки. Леона всегда становилась чуть раздражительной, когда делала алгебру – она у нее туго шла.
Почему-то Ирка считает, что мне на этом хоккее обязательно повыбивают все зубы и переломают ребра. Странно, в прошлом учебном году я ведь уже играл в хоккей, и она, кажется, воспринимала это достаточно спокойно. А я, в отличие от нее, за собственное здоровье сильно не переживаю. Во-первых, играть мы будем с такими же ребятами 12–13 лет, как мы. Во-вторых, на мне будут доспехи. В-третьих, я буду вратарем, а нападение на вратаря – это нарушение правил. Ну и, наконец, главное. Стоять в воротах в основном будет Пушкин. У меня самая безопасная роль в команде – запасной вратарь…
Глава 34
Прямо в форме и доспехах я лежу на столе в медпункте и изо всех сил стараюсь не пищать от боли. А то сердобольная врачиха решит сделать мне обезболивание, а на это совсем нет времени. Ирка все-таки оказалась права. Я получил-таки травму. Причем на самой первой игре, в которой в ворота я встал с первой минуты первого периода. Мне рассекли клюшкой бровь, и довольно сильно. А сейчас врачиха накладывает мне шов. Без наркоза. Впрочем, давайте я все расскажу по порядку.