Ступая по шёлку
Шрифт:
На ногах у Айолы была мягкая обувь, и шаги её были неслышны, как шаги кошки в темноте ночи. Младшая дочь Короля прошла и встала у изголовья кровати, смотря на наложницу, которая танцевала так, как никогда до этого не видела Айола. Тело её извивалось, подобно змее, бедра мелко подрагивали, а пышная грудь, в странных одеяниях, подобных лошадиной сбруе, вздымалась. Странные клочки плотной ткани, словно свиная кожа, перетягивали белое тело, наложница тряхнула темными волосами в каменьях, таких же, как и на одеждах, и замерла,
— Покинь нас, наложница, — произнесла младшая дочь Короля, удивляясь своему требовательному тону.
— Но, господин мой, вы призвали меня.
— Ты слышала, что сказала Царица, покинь нас.
— Она не может мне приказывать, Царица не указ наложнице, я не рабыня.
Айола посмотрела на смотрящую с вызовом наложницу и нагнула голову, словно плохо видела.
— Я могу приказывать тебе и приказываю: «Покинь нас».
— Я не уйду, пока мой господин не прикажет мне, а не ты, Царица.
Быстро окинув взглядом помещение, зная, что она ищет, Айола, как кошка за добычей, метнулась к столику, на котором муж её Горотеон держал оружие, выхватила маленький клинок с обоюдоострым лезвием и подошла к наложнице,
— Ты. Покинешь. Нас. Сейчас. Или. Я. Убью. Тебя.
— Ты не можешь, убийство карается законом, убийство наложницы карается смертью.
— Но не когда убийца — Царица, носящая в чреве своём наследника для Дальних Земель. А когда я разрешусь от бремени, все забудут про тебя, ты — наложница, сколько вас? И каждую так просто заменить на такую же… Царицу же заменить сложней, мать наследника заменить невозможно, ты плохо знаешь законы Главной Богини, наложница!
— Но, мой господин, — наложница смотрела на мужа и Царя Айолы, ища в нём защиту, но лицо его было недвижимо, подобно каменному изваянию, глаза его выражали пустоту.
— Покинь нас, сейчас.
— Да, мой господин, — Айола видела, как быстро собиралась и выбегала наложница, видела, как стражи с невозмутимыми лицами закрыли за ней двери, и мелькнул мужчина в чёрном — евнух, всегда сопровождающий наложниц до покоев Царя Дальних Земель.
— Почему ты не велел ей уйти сразу, муж мой?
— Мне было интересно, как далеко ты зайдёшь в ревности своей, Царица.
— Ревности? Ты считаешь, что ревность привела меня в покои твои, муж мой?
— Что же привело тебя? — голос Горотеона был бархатным, и обволакивал, подобно меху серо-белой лисы, Айола вздрогнула от тепла этого голоса.
— Хели, мой брат Хели, он здесь! Он приехал ещё до заката солнца, и ты не сказал мне! Рабыни говорили про орды, советник отца тоже говорил мне про орды, которые нападут на земли Линариума… Почему ты скрыл от меня, что брат мой здесь?!
— Я не скрывал.
— Скрыл! Я узнала от рабынь!
— Есть ли в этом дворце хоть что-нибудь, неизвестное рабыням, Царица? Они
— Откуда ты знаешь, что я спала?
— Рабыни, — Горотеон усмехнулся.
— Почему, почему мне бы «передали»? Почему не ты сам сказал бы мне? Ты не заходишь ко мне… не разговариваешь со мной более во время трапезы, как это бывало раньше, ты даже не целуешь меня… Ночи ты проводишь с наложницами, а я не имею права даже узнать о приезде своего брата из уст мужа своего. Это закон Главной Богини?
— Царица, ты хочешь пить? — это был резкий переход, как и голос Царя Дальних Земель. Айола поняла, что она хочет пить.
— Да, муж мой.
— Что ты хочешь? — он указал рукой на столик, где были кубки с различными напитками.
— Воду, родниковую воду, — Горотеон протянул ей кубок, но в руки не дал, позволив сделать глоток, тут же забрал.
— Ты хочешь ещё, Царица?
— Да, муж мой.
— Ты можешь взять любой из тех кубков, там есть вино, сок из тех же плодов и из других плодов тоже, есть травяной отвар, пробуй.
Айола опробовала из каждого кубка, но вино было слишком терпким, соки слишком сладким, а травяной отвар и вовсе источал неясный, но неприятный запах.
— Что бы ты выпила сейчас, Айола?
— Воду…
— Ты можешь сделать глоток, — Айола сделала глоток, родниковая вода приятно охладила горло, вымывая терпкие и сладкие вкусы других напитков, — но глоток, — он тут же убрал от губ жены своей кубок.
— Пей любой напиток, который ты видишь перед собой, в любом количестве.
— Но я хочу воду.
— Глоток воды ты можешь выпить, но ты уже отпила дважды, теперь черед этих напитков, вина, которое слишком терпкое для вкуса жены, сока, слишком сладкого для жены, носящей в чреве своём младенца, и отвара, который имеет приятный вкус, но зловоние источает кубок с ним… Что ты выберешь?
— Ничего, зачем выбирать то, что тебе не нравится, я хочу воду.
— Если ты не будешь пить из тех кубков — погибнешь, человек не может долго без напитков, смерть его ужасна, эта мука одна из самый страшных…
— Я не погибну, Горотеон, я выпью воды в своих покоях.
— Один глоток, я не разрешаю тебе пить более.
— Что? — она в растерянности смотрела на мужа своего и не понимала, шутит ли он, глаза его не улыбались, хотя лицо не было неподвижным и не выражало злость. — Один глоток? Тогда я вообще не буду пить воду, муж мой. Глоток воды только разжигает жажду и не даёт её утолить! Это мучение.