Стылый ветер
Шрифт:
— Эй, вы живы там?, — в дверь задорно замолотили. — Кончилось всё. Это я, Порохня. Не пальните ненароком.
Следом за Порохнёй в дом ввалилось ещё несколько человек. Сразу стало тесно и шумно. Огонёк лучины пропал, заслонённый чьей-то спиной, ещё более сгущая мрак. Я сдвинулся в сторону, прислонившись спиной к печке, всмотрелся в силуэты, пытаясь разглядеть среди вошедших наказного атамана.
— Что случилось, Порохня? Это ведь склады горят? И кого вы во дворе только что порубили?
Спросил я больше для проформы, уже прекрасно
Ох, как нехорошо-то, а?! Это же получается, что елецкий воевода меня всё же узнал. И решил сыграть ва-банк, перед тем как покинуть город. В Ельце Долгорукову с самого начала восстания неуютно. Что население, что гарнизон, все за царя Дмитрия стоят. И демарш воеводы, с попыткой заставить их присягнуть Василию Шуйскому, здесь не забыли. В тот раз князя Пашков спас. Но где он теперь, этот Пашков? Нет его больше здесь. А недоброжелатели из-за каждого угла глядят да ножи с кистенями точат. Страшно.
Вот только и в Москву бежать тоже страшно. И дело даже не в том, что сторонники Дмитрия схватить могут. Долгорукий официально, пока, врагом «спасшегося» царя не стал. Тут другое. Просто в Москве проштрафившегося воеводу тоже не очень тёплый приём ожидает.
Просто Пашков, собирая свою армию, смог хорошо её вооружить, воспользовавшись елецкими складами. И это, безусловно, стало одним из факторов, позволившим дворянскому войску одержать ряд побед над царскими воеводами и открыть Болотникову дорогу на Москву. А кто у нас склады от изменников не уберёг? Вот этот вопрос Василию Григорьевичу в Москве и зададут.
И тут такой неожиданный подарок в виде меня любимого. Голова Фёдора Годунова и уничтожение складов могут обеспечить Долгорукову совсем другой приём. Глядишь, и гроза промчится мимо.
— Да князя это люди, — подтвердил мою догадку Порохня. — Грязной, как только с воеводой поговорил, сразу что-то заподозрил. Вот и велел мне не на пир ехать, а возле хаты, где ты заночуешь, со своими хлопцами затаится. И Подопригору с его отрядом велел на ночёвку в слободу послать. С наказом, чтобы ночью за воротами приглядел.
Грязной! Сердце замерло, пропустив удар. Жив ли, старик? Он же, даже почувствовав подвох, к князю на пир поехал. Понимал, что назревший нарыв, только рискнув собственной головой, вскрыть можно. Заподозри что Долгорукий и затаился бы князь. И пришлось бы каждый день удара в спину ждать. Предъявить-то нам ему нечего было бы.
— С чего бы воеводе на сотника нападать? — влез в разговор Косарь. Ну, да. Стрелец правды обо мне не знает и столь повышенное внимание к моей персоне Долгорукого для него довольно странно. — Или между вами вражда какая была, Фёдор Иванович?
— Не о том сейчас речь! — отмахнулся я от стрельца. — Порохня! К воротам нужно бежать. Наверняка воевода там своих холопов с моей головой ждёт. Грязного нужно выручать!
О том, что Долгорукову проще моего боярина просто
Ночной Елец ожил. По улицам в сторону яркого зарева нависшего над стеной городского кремля, бежали люди. Со всех сторон доносились крики, ругань, плач. Мимо, заставляя людей испуганно шарахаться в разные стороны, проскакал какой-то воин, яростно пришпоривая коня.
Мы быстро пробежали по центральной улице, ведущей в Кремль, свернули в тёмный переулочек, проскочили вслед за Косарем через чей-то двор, срезая путь и вывалились прямо к сторожке у ворот.
Здесь было светло. С десяток всадников крутящихся перед распахнутыми воротами, несколько распростёртых тел под копытами коней, багровые блики на стенах от света горящих факелов.
— Ну что, Архип, — чуть тронул коня Долгоруков, всматриваясь в подбегающих людей. Ну да. Находясь под факелами так просто бегущих по тёмной улице людей не разглядишь. Вот и ошибся князь, приняв нас за посланных за моей головой холопов. — Сделали дело?
— Уходить нужно, князь. Весь город уже проснулся. Как бы сюда не прибежал кто.
Грязной! Жив старик! И не только жив, но и, похоже, сумел елецкого воеводу в своей лояльности как-то убедить. Не похож он на пленника.
— Не набегут, — отмахнулся Долгоруков. — Все на пожар сбегаются. Арх… — развернулся он было к нам и охнул, заваливаясь с коня на бок.
— Бей! — взревел боярин, вновь взмахивая саблей.
Из-за моей спины щёлкнули луки, сбивая всадников с коней. Грохнул одиночный выстрел из пистоля.
Холопы Долгорукова развернули было в нашу сторону коней, но так и бросили их в атаку, оседая под градом стрел.
— Руби их! — во главе двух десятков всадников ворвался в ворота Подопригора. — Не жалей изменников!
Через несколько мгновений всё было кончено.
— Как ты, Василий Григорьевич? — подошёл я к соскочившему с коня Грязному. От души обнял старика. — Опаска была, что убьёт тебя Долгорукий.
— Там я же заодно с ним стал, — весело засмеялся боярин и подойдя к окровавленному воеводе, небрежно пнул его ногой. — Вместе на Москву бежать собирались. Уж больно много этот пёс мне за измену посулил.
Долгорукий неожиданно дёрнулся, захрипев, открыл стекленеющие глаза, выдавил, выплёвывая слова вместе с кровью.
— Государь!
— Аж ты ж! — Грязной, матерно плюясь, быстро вогнал клинок в горло недобитого врага.
— Государь?
Я оглянулся и мысленно простонал, проклиная живучесть воеводы. Замерший за спиной Подопригора, потянулся к клинку.
Глава 5
— Что, прямо здесь, у всех на глазах застрелишь, москаль? — со злым задором поинтересовался Подопригора, с интересом наблюдая за тем, как Грязной потянулся к пистолю. — Тебя же мои хлопцы на месте порубают. Не посмотрят, что за воеводу здесь.