Суд да дело

Ефимов Игорь Макарович

Я не теряю надежды. И верю, что рано или поздно мне встретится на жизненном пути полифам, в котором установилась нормальная человеческая атмосфера. И я смогу написать большими-большими буквами и вывесить на видном месте плакат: "Какое счастье, что мы нашли друг друга!"

Ночь. Поезд только что пересек границу между Вайомингом и Небраской. Тень генерала Клостера притворилась облаком и промчалась в гибельной погоне за звeздной россыпью индейцев. Другое облако ползет вдоль горизонта медленно и старательно, как экспедиция Льюиса и Кларка. (Видите, какие-то обрывки ваших уроков истории всe же застряли в наших рассеянных головах.)

Где-то

я читал, что индейцы племени шайенн, жившего в этих местах, верили в двух богов: Мудрого наверху и Злого - внизу. Как и мой друг Роберт Кордоран, они убеждены, что духи животных вселяются в людей и помогают им, до тех пор пока они следуют Закону Природы. Их священный символ - шляпа из шкуры бизона, окруженная стрелами. Две стрелы покрашены в цвет охоты, две - в цвет битвы. Эта комбинация из четырeх стрел напомнила мне историю двух супружеских пар, рассказанную в "Оленьей горе", которую и спешу перебросить вам в том виде, в каком еe рассказала мне одна из участниц.

Дугласы и Гленкорны

Возможно, всe началось с того момента - дня, месяца, - когда у моей матери случился инсульт. До этого Дугласы и Гленкорны были просто две очень дружные семьи, живущие по соседству вот уже десять лет. Мы очень много времени проводили вместе. Кино, театры, поездки на озеро, в ресторан - всегда вчетвером, всегда рады друг другу, всегда чуть-чуть в тайном сговоре: вот здесь мы, а здесь - все они. Весь остальной мир.

Дети наши вместе кончали школу, потом окончили колледжи, разъехались, зажили своей жизнью. Конечно, порой мы разделялись: мужчины уезжали играть в гольф, в бридж, катать шары; жeны отправлялись в азартные закупочные экспедиции, от которых можно получить удовольствие только без мужей. Ведь они не в силах понять, почему одну покупку нужно обсуждать за ланчем в ресторане, а неудачу другой - за десертом в кафе, а в поисках купальника ехать за двадцать миль в другой город и там (заодно уж!) отдать должное японским суши. Но по большей части часы досуга мы проводили вместе.

После инсульта я забрала мать в наш дом. Ей нужен был такой уход, какого не могут дать в старческом доме. Я была рада, что у меня есть возможность скрасить еe старость, отплатить за все заботы, которыми она окружала меня в детстве.

Замечали ли вы, что старухи погружаются в небытие постепенно? Они как бы проходят все стадии жизни в обратном порядке. Сначала у них появляются сексуальные фантазии, страх изнасилования. Мать не узнавала моего мужа, пугалась. "Не отдавай ему меня на поругание", - просила она. Вскоре она начала звать свою маму, плакать, жаловаться ей на меня. Отыскала где-то плюшевого медведя и проводила весь день, прижав его к груди.

Меня всe это только умиляло. Наполняло грустными раздумьями о бренности бытия. Но муж мой всe больше тяготился присутствием матери в доме. Он не решался вслух потребовать, чтобы я отдала еe в старческий дом. Но стал всe больше времени проводить у Дугласов. А Кэрол Дуглас, наоборот, полюбила бывать у нас. Иногда оставалась ночевать. Говорила, что ей приятно помогать мне ухаживать за матерью. Что мы обе как бы платим судьбе страховые взносы доброты в надежде, что наши дети вернут нам их в своe время с процентами.

В общем, всe чаще стала повторяться такая ситуация: мой муж засидится у дугласовского телевизора из-за позднего хоккейного матча и останется ночевать. А Кэрол всe чаще оставалась у нас. У неe, бедняжки, начались проблемы со здоровьем. Не очень серьeзные, но досадные. Она, например, начала скрежетать зубами

во сне. Муж еe просыпался от этого, уходил досыпать на диван в кабинете. А у нас Кэрол спала в детской и никому не мешала.

Первый раз всe получилось случайно, в виде шутливой импровизации. Наши мужья ночевали в доме Дугласов и на следующий день пригласили нас обеих на обед. Который им доставили из ресторана. Мы делали вид, что это у нас первое свидание. Расспрашивали друг друга о работе, о семьях. Выдумывали себе экзотические биографии, описывали своих супругов в самом смешном виде. Кокетничали и флиртовали напропалую. И тогда, в первый раз, разошлись по спальням в правильном порядке: Дугласы - в одну, Гленкорны - в другую.

Но уже в следующий раз возникла неразбериха. Мы выпили, наверное, по бутылке вина каждый. И за столом целовались как-то без разбора. И так же без разбора потащились в спальни. И произошла путаница жeн и мужей. То ли случайно, то ли не совсем. Но ясно было, что всем четверым этого хотелось. Хотя бы попробовать.

Попробовали, и понравилось. Путаница стала повторяться. Мать моя вскоре тихо умерла. А мы так и живeм теперь: мужья в одном доме, жeны - в другом. И ходим друг к другу на свидания. Всегда остаeтся непредсказуемость, неопределeнность - кто окажется с кем на этот раз? И это приятно волнует.

Мы научились находить новые достоинства в своих супругах. Например, мой муж теперь ценит во мне то, что я сплю, как мышка, не скрежещу зубами во сне. А мне нравится, что он не кусает меня за плечи, как это делает наш друг Дуглас.

Нет, мы вовсе не хотим расширять наш союз. Пока нам вполне хватает друг друга. А в "Оленью гору" приехали только для того, чтобы побыть среди таких же, как мы. Устаeшь чувствовать себя отщепенцами-извращенцами, таиться и прятаться от соседей и сослуживцев. Здесь же мы вызвали большой интерес. Сама Анна Деборович взяла у нас интервью для следующего выпуска журнала "Любовь без границ". Но, конечно, имена будут изменены. Моногамные нравы ещe слишком сильны, и мы не готовы пойти против них открыто. Такие вот трусы.

Вся Айова в ноябре - сплошное поле неубранной кукурузы. Почему? Что случилось с айовскими фермерами? Повальная эпидемия? Цены упали и нет смысла собирать урожай? Или такая заброшенность - только вдоль железной дороги? А дальше идут убранные поля? И зрителям в кинотеатрах - пусть не волнуются! хватит, хватит воздушной кукурузы на все фильмы, на все рекламы, на всю долгую, весeлую кино-зиму?

На подъезде к Чикаго вспомнил тот год, когда я учился там на операторских курсах у одного итальянского гения. И старушку Пегги, с которой у нас был нежный роман. И то утро, когда мы с ней забрели в Чикагский зоопарк. Было ещe очень рано. Звери только-только просыпались. Но вдруг, в обезьяннике, на звук наших шагов, к передним прутьям решeтки вышел чeрный гиббон. Он не мог пропустить первых зрителей. И тут же начал представление - для нас двоих. Да, это был артист высокого класса.

Он повисал на своей длинной меховой лапе, раскачивался и перелетал в другой угол клетки. Он строил рожи, ел собственную ногу, расхаживал, заложив лапы за спину, сверкал розовым задом.

А потом он извлек откуда-то дамские трусики. И начал свой коронный номер. Практически было не очень важно, что он с ними проделывал. Он мог просунуть в них голову и жалобно хлопать глазами. Мог приложить к груди. Мог вытирать ими плечи и колени. Мог сунуть в рот и мотать головой. Всe было неодолимо, бессовестно, оглушительно смешно.