Суд времени. Выпуски № 01-11
Шрифт:
Млечин:Спасибо большое. Леонид Макарович, могу ли я вам задать тот же вопрос? Ну, все-таки, сколько крови пролилось, ну стоило ли это того? Скажите, пожалуйста, нашим зрителям, это важный вопрос.
Сванидзе:Полминуты на ответ, пожалуйста.
Кравчук:Ну, вы знаете, если брать, сколько пролилось крови, то я уже называл цифру — от голода у нас — поименно, с посыланням [ по-русски, «со ссылкой» — прим. стенографа] на документ — было погублено 3,5 миллиона человек в Украине, только от голода! Я не говорю от репрессиях, от войны, которую Украина
Сванидзе:Спасибо. Время истекло, я прошу прощения.
Кравчук:…можно ли считать только это достаточным, чтобы сказать: «да, эта страна могла жить, но она должна быть другой; в таком режиме она жить не могла».
Сванидзе:Спасибо.
Млечин:Благодарю Вас, Ваша честь.
Сванидзе:Уважаемые господа, прежде чем отдать вас в руки Сергея Кургиняна, я хочу задать вопрос, который мне представляется одним из ключевых, и он меня очень сильно интересует и волнует, и не только меня. Речь идет вот о чем: не страшно ли было подписывать Беловежское соглашение исходя из того, что это грозило распылением ядерного оружия по многим государствам.
Шушкевич:Мне приятен этот вопрос. Абсолютно не страшно. Я еще при подписании «Беловежского соглашения» сказал: «Это не наше достижение — то оружие, которое на нашей территории», — у нас 81 была типа «Тополь» ядерная ракета на поверхности. И здесь, кстати, Беларусь стала заложницей, потому что если конфликт — нужно было уничтожать Беларусь — в Смоленской области не было этих ракет, учтите. Россия очень мудрую политику как империя проводила. И мы сказали: «Без компенсаций, без ничего — забирайте это оружие», — потому что это оружие прежде всего угрожает Белоруссии. Оно защищает Россию, защищает Москву, но это страшная угроза для Белоруссии. Я как физик могу вам сказать, что каждая такая ракета — эквивалент 40 с лишним бомб, сброшенных на Хиросиму.
Сванидзе:Станислав Станиславович, это ведь правда, что Соединенные Штаты участвовали в договоренности вашей с Россией — и Украиной, если не ошибаюсь, — с Россией по поводу передачи ядерного оружия?
Шушкевич:Вопрос был очень сложным. Известный закон Лугара-Нана не давал нам ничего для того, чтобы мы могли вывезти оружие. Мы должны были сами тратить деньги на то, чтобы вывезти это оружие, потому что я считал это наибольшей опасностью для Белоруссии, и меня поддержал Верховный Совет. И потом мы, в общем-то, какие крохи нашли — 59 миллионов в итоге на вывод ядерного оружия на территорию России, которой оно по закону принадлежало, принадлежит и пусть Россия им пользуется.
Сванидзе:Спасибо, я утолил свое любопытство.
Сергей Ервандович, прошу Вас — вопросы свидетелям стороны защиты.
Кургинян:Правильно ли я понял, что суверенитет… какой-то суверенитет Белоруссия получила только в СССР?
Шушкевич:Вы неправильно поняли.
Кургинян:Когда она получила суверенитет?
Шушкевич:Вы неправильно поняли.
Кургинян:Когда она получила суверенитет?
Шушкевич:Беларусь была составной частью федерального государства Великого княжества Литовского. Слово «литовский»
Кургинян:Понятно. Я понял. Значит, я понял, что Белоруссия входила в Великое княжество Литовское и, соответственно, была частью этого княжества. После этого она входила — после раздела — в Российскую империю, и, наконец, в Советском Союзе она стала пусть и государством с ограниченным авторитетом [ вероятно, «суверенитетом»], но государством. Правильно я понял?
Шушкевич:В 1918 году, совершенно верно.
Кургинян:Правильно. Значит, суверенитет этот дала Белоруссии советская власть. Я прошу обратить внимание.
Шушкевич:Нет, это Ваша ошибка, потому что…
Кургинян:Кто дал ей суверенитет?
Шушкевич:Это была объявлено белорусской Радой, которая была разбомблена большевиками, и они создали Белорусско-Литовскую республику, пытаясь как-то комбинировать. Эта была уничтожена структура…
Кургинян:Хорошо, оставим этот вопрос в стороне. Хорошо, пусть этот вопрос…
Шушкевич:…и в 1922 году только, заметьте, а не в 1918…
Кургинян:Оставим этот вопрос, Вы дали на него ответ.
Шушкевич:Хорошо, оставим.
Кургинян:Давайте разберемся с тем, что было сделано. И здесь у меня вопрос к Леониду Макаровичу Кравчуку. Ну, предположим, что все это разделилось, произошла некая вещь, и так далее… Что произошло с людьми, которые говорили на русском языке, и которые оказались как кур в ощип — в пределах этого всего разделения? Они ни о чем не знали, они не выражали свою волю, они попали в это — я прошу, чтобы вы все поняли — как крепостные, понимаете? Эти люди делили все как сатрапы! Как сатрапы!
Так я спрашиваю, что произошло с русским языком? Что произошло с Севастополем? Как вы решали остальные вопросы, которые определяют одно — если уж вы оказались… так возмутились советской деспотией…
Сванидзе:Сергей Ервандович, оставьте время свидетелю на ответ.
Кургинян:Что дальше?
Сванидзе:И очень кратко…
Кургинян:Считаете ли Вы, что в результате появления суверенной Украины оказались ущемлены права части ее граждан?
Сванидзе:Спасибо. Прошу Вас, Леонид Макарович.
Кравчук:Нет, не считаю. Потому что сегодня каждая только четвертая книга, издаваемая в Украине, издается на украинском языке, три — на русском. У нас работает несколько каналов телевизионных общенациональных — «Интер», «1+1», «Национальный» и другие работают и на русском и на украинском языке.
Кургинян:Что происходит со статусом русского языка? Это ключевой вопрос.
Кравчук:Дальше… В соответствии со статьей 10-й украинской конституции, проголосованной Парламентом в 320 человек, русский язык является языком национа… меньшинств. Главным государственным языком является украинский язык, но это вовсе не означает, что в Украине нет русского…