Судьба генерала
Шрифт:
— Я с тобой потом поговорю, — пробормотал Александр отнюдь не нежно и, схватив за шиворот ротмистра, поволок к выходу.
Он вытащил его на крыльцо казённого дома артистов Большого петербургского театра и дал такой пинок под зад, что кавалергард при полном параде, расставив ноги и руки по сторонам, как белка-летяга, пересёк половину широкой улицы и спланировал в большую полузамерзшую лужу. Раздался раскатистый хохот мальчишек и торговцев с лотками, полными булок и сладостей. Они обступили ротмистра, помогая ему подняться. Его белоснежный колет и лосины были в грязи. Но тут мальчишки и торговцы врассыпную кинулись в разные стороны. Шлапобергский
— Врежь ему, Саша, проткни насквозь орангутанга проклятого!
Оперная дива замахала платочком, подбадривая рыцаря своего сердца.
— Господи, что же это творится?! — запричитала громко барыня в одном из остановившихся экипажей. — Нет, ты только посмотри, — обратилась она к своему супругу, — эти гвардейцы совсем ошалели, как мартовские коты. Среди бела дня при всём честном народе режут друг друга из-за актрисок развратных, а те им ещё из окон платочками машут и натравливают друг на дружку. Ну сделай же что-нибудь. Ты же генерал!
Пехотный генерал неохотно вылез из кареты и подошёл к фехтующим.
— А ну прекратите, господа офицеры! — рявкнул он во всё генеральское горло.
Это подействовало. Кавалерист и гренадер остановились и взглянули на подошедшего.
— Живо убрать оружие! Привести себя в порядок! И как стоите перед генералом? Сми-ирно! — громовым голосом отдавал команды генерал с полиловевшим от натуги лицом.
Офицеры убрали оружие в ножны, застегнулись и стали во фронт.
— Извольте доложить мне ваши фамилии и полки, где служите. — Генерал записал в маленькую книжицу, обтянутую зелёным сафьяном, то, что пробормотали офицеры. — Как же вам не стыдно, господа?! — покачал он головой в треугольной чёрной шляпе с бело-чёрным плюмажем из петушиных перьев. — Вы же не мальчишки, чтобы выяснять отношения посреди города. Вспомните про дворянскую честь! А уж я позабочусь, чтобы вам прописало ваше начальство ижицу по первое число. И тебе тоже, красотка, — вдруг погрозил генерал пальцем, затянутым в белую лайку, Натали, с любопытством взирающей сверху, и, пряча улыбку, зашагал к карете, в которой его ждала негодующая супруга.
— Жду вашего секунданта, — кивнул Александр Шлапобергскому и исчез за обшарпанной дверью.
— Изрублю на части! — рычал кавалергард, забираясь в пролётку. — А ну пошёл на Воскресенский, живее, чего скалишься! — И Шлапобергский ткнул кулаком в толстую физиономию извозчика.
— Он тебя не ранил? — встретила Натали с распростёртыми объятиями графа.
— Да нет, моя дорогая, — ответил Александр, обнимая примадонну.
Мир был восстановлен, и любовники удалились в спальню. Вскоре Натали уже сидела у большого зеркала и примеряла большие серьги с брильянтами, только что подаренные ей графом.
— Встретимся вечерком в театре, — проговорил Стародубский, одеваясь и целуя на прощание в щёчку Натали. — Ого, какие они у тебя яркие, как маков цвет!
— Он ещё смеётся! — воскликнула примадонна. — Как я арию принцессы-то петь буду? Она ведь не доярка какая-нибудь щекастая. О, изверги вы проклятые!.. Нюрка, неси сейчас же лёд! — прокричала она, а граф уже вышел из спальни,
Однако вечером Александр в театр не попал. О происшествии на улице было доложено самому императору. Расправа была скорой. Оба драчуна были отправлены на Кавказ, певичка же, что ввела гвардейцев в грех, была выслана на гастроли в Европу, после того как Николай Павлович сам лично встретился с ней в одном из своих загородных дворцов.
— Да, такую бестию нужно держать подальше от нашей столицы, — устало и удовлетворённо вздыхая, сказал император своему дружку Алексею Орлову сразу после этого свидания. — А то, боюсь, декабрьские события могут повториться, но только теперь одна половина гвардейского корпуса будет защищать Большой театр, а другая — брать его штурмом.
5
Так и оказался посреди кубанских степей граф Александр Стародубский. Его коляска продолжала плыть по серебристым волнам ковыля. Неподалёку показался одинокий курган. На нём высилась серой громадиной каменная баба. На её большой круглой голове сидел сапсан — степной орёл — и пристально смотрел на проезжающую неподалёку коляску.
— Ишь уставился, — проворчал почему-то недовольно Степан.
Но тут вдруг до них донеслись какие-то странные звуки. Вроде бы человеческий голос, но раздавался он откуда-то из-под земли. Сапсан взмахнул сильными крыльями и улетел.
— Фу-ты, чёрт, — перекрестился Степан, — уж не покойники ли голос подают?
— Да это землекопы поют, — ухмыльнулся ямщик, пощёлкивая кнутом по круглым бокам упитанных лошадей. — Колодец роют, горное масло добыть хотят, «фитажен» называется. Пока до него докопаешься, и вправду в живого покойника можно превратиться — не работка, а жуть!
Они подъехали к грудам свежевыкопанной земли. Двое мужиков в грязных дырявых рубахах и портах качали мех, подавая в колодец воздух. Другие двое вытаскивали привязанные за верёвки ведра с землёй. Из колодца раздавался глухой то ли вой, то ли песня.
Молодой офицер выпрыгнул из коляски и заглянул в колодец.
— Кто это там? — спросил он.
— Андрюшка.
— А чего он там воет-то?
— Поёт, ваше бродь, копает и поёт, чтобы слыхать нам было, когда обомрёт.
Звуки из-под земли оборвались.
— Ну вот, так и есть, обмер паря, надо поспешать, а то и вконец окочурится, — проговорил черноволосый мужик с густой бородой, крючковатый нос и круглые красные глаза.
Он ухватился заросшими чёрной шерстью ручищами за верёвку и рванул что есть силы.
— Пособляйте, чего стали? — заорал высокий тощий, с густой, давно не чесанной чёрной бородой мужик и схватил верёвку.
Скоро на поверхность вытащили грязного посиневшего парня. Положили на землю. Закатившиеся глаза смотрели куда-то в небо, рот был открыт. Дыхания не слышно.
— Дыши, Андрюшка, дыши! — выкрикнул черноволосый и нажал на грудь лежащего несколько раз.
Землекоп задышал, хрипло и судорожно, потом ровнее.
— Оклимается, — мотнул чёрной бородой мужик и повернулся к стоящим рядом: — Ну, кто следующий? Ты, Петро? Полезай, полезай. Работы ещё непочатый край.
И высокого бледного парня стали обвязывать верёвкой. Скоро он исчез в колодце.
Степан достал из кармана фляжку и наклонился к лежащему.
— Испей, паря, испей, — проговорил вахмистр, поднося фляжку ко рту посиневшего землекопа.