Судьба королевского наследника
Шрифт:
— Она… — он делает паузу, чтобы подумать. Наконец, его покидает вздох поражения. — Ей будет все равно, если я скажу ей, что она уволена. Она просто будет возвращаться, пока мы не наймем ее снова, — он слегка хихикает, и мне не особенно нравится, как это, блядь, звучит.
Моя рука ложится на его горло, и я наблюдаю за контрастом моей кожи с его. Джастин — обычный. В нем, блядь, нет ничего особенного. Его способности начинаются с исцеления и в значительной степени заканчиваются защитной магией. Я имею в виду, они не совсем бесполезны, если у вас есть маг способный пробудить их. И я… маг. В нем около пяти футов шести дюймов, и руки которые я видел прижатыми
Ярость вскипает на верхушке моего позвоночника, превращая его в сталь на пути вниз. Он знает ее. Не только ее имя, а ее. Черт. Я мог бы просто убить его. К черту закон. Ни мои братья, ни я блядь, вообще не хотели здесь находиться.
Это университет был для магов. Те кто не предал силу, которая есть у нас, или родословную. Университет предназначенный для того, чтобы все попадали в соответствующие факультеты силы и развивали свои дары в надежде стать хоть на четверть такими же могущественными, как мы.
Нахуй это. Я мог бы убить его, и люди бы и глазом не моргнули, потому что я Найт гребаный Деверо, и все точно знают, кто я, блядь, такой, а если нет? Они вот-вот это узнают.
Но я, блядь, не могу.
Потому что я Найт Деверо, и есть кое-кто похуже меня. Мы зовем его папой. И мамой. На самом деле, они оба чертовски устрашающие.
Но я уже знал это, знал что он, по крайней мере, ее «друг».
Какого хрена еще я бы стоял здесь, в нескольких секундах от того, чтобы потерять контроль и поджарить его мозг, пропитанный пыльцой фейри?
Моему разуму, кажется все равно. Очевидно, знать и слышать — две совершенно разные вещи, потому что я чувствую себя чертовски возбужденным.
Я собираюсь въебать ему. Жестко. Я унижу его, заставлю его ненавидеть меня так, как я ненавижу ее. Я буду наслаждаться каждой секундой этого. Это будет полностью ее вина.
Она ничто. Никто.
Не что иное, как игрушка, с которой можно поиграть, и мы будем играть. Чем скорее это произойдет, тем скорее это дерьмо закончится, и у меня будет на один повод меньше для беспокойства, и я смогу вернуться к тому капризному ублюдку, которым был с начала семестра, вместо капризного ублюдка с твердым членом. Прошедшая неделя была чертовски тяжелой.
Я вырываюсь из своих мыслей, понимая, что все еще стою здесь, уставившись на этого Бездарного ебаря, когда его покидает еще один низкий смешок. Как будто он думает о том, что сказал, представляя ее и то, что она сделала бы.
Я шагаю вперед, моя грудь врезается в его и отбрасывает на два шага назад.
Джастис напрягается, его руки поднимаются.
— Она придет на мою вечеринку в эти выходные, — говорит он в спешке, проклиная себя секундой позже.
Мои мышцы напрягаются, и я хочу, чтобы он продолжал. Я хочу, чтобы он продолжал, потому что я хочу снова ее увидеть.
Иисус, блядь, Христос. Что, блядь, происходит?
— Если ты… — ему приходится заставлять себя продолжать говорить. — Если ты захочешь увидеть ее снова, Лондон будет на моей вечеринке.
Лондон.
Лондон.
Электричество пробегает искрами по моим бокам, вверх и по груди, прежде чем проникнуть внутрь. Оно пульсирует там, прямо под кожей, как будто ждет резкого толчка, чтобы высвободиться.
Ее зовут гребанная Лондон.
Девушка с волосами цвета инея и глазами цвета вергласа. Они причудливого морозного
Я хочу ее такой. В моей власти. Обнаженной подо мной, как идеальная маленькая куколка.
Я, должно быть, слишком долго стою молча, когда рука Сильвера ложится мне на плечо, и он слегка встряхивает меня.
Он ухмыляется Джастису.
— Итак, рядовой, расскажи нам побольше об этой вечеринке.
Полночь может показаться странным временем для визита, но не для нас. Наши родители предпочитают, чтобы их не видели за пределами их владений, когда это не заранее спланированное мероприятие с усиленной охраной, и вероятно, это к лучшему. Только потому, что мы самые сильные в своем роде, не значит, что невежды время от времени не пытаются напасть на мою семью. Все циклично. Они пытаются, у них ничего не получается, а потом они умирают. Мама бы их съела, но сейчас она отказалась от мяса.
Как и в сообществах Бездарных, в нашем есть опасности и преступность. Вы просто не так часто слышите об этом, потому что Министерство держит все в секрете. Они действуют как совет, следя за тем, чтобы мир сохранялся не только между различными факультетами Одаренных, но и в нашем доме, Рате, где наш мир разделен надвое. Там, где есть Светлая магия, вы найдете Темную магию, а поскольку мой отец — Король Ночи, или как мы называем тьму, Стигиец, это ставит нас прямо на линию огня. У Светлых, или как мы называем Аргенты, тоже есть своя изрядная доля драмы. Им нравится обвинять нас во всем, но правда в том, что только потому, что они обладают Светлой магией, это не обязательно означает, что они хороши. Министерство и королевская монархия тысячелетиями ходили взад и вперед, чтобы обеспечить безопасность обеих сторон, формируя этот дерьмовый стиль правления Бездарных после того, как король и королева Аргентов были убиты Убийцей, единственным Одаренным серийным убийцей, которого когда-либо знал наш мир. Все подробности того, что последовало за их убийствами, — скучная история об одном большом соревновании, в котором победил худший мужчина.
И он все еще побеждает.
Мой отец настолько свиреп, насколько можно ожидать от человека его положения, но он также разумен. Он не хочет нарушать динамику отношений между Министерством, Бездарными, стигийцами или даже аргентами.
— Они здесь, — объявляет Крид, вырывая меня из моих мыслей.
Черт. Что могло заставить их проделать весь этот путь, чтобы навестить нас? В последний раз, когда они это делали был для того, чтобы сообщить дерьмовые новости. Надеюсь, больше никто не умер.
Мы вчетвером поднимаемся на ноги, спускаясь по винтовой лестнице, которая ведет на второй этаж нашей квартиры. Мои босые ноги ступают по толстому красному бархатному ковру, и я знаю, что отсутствие обуви не останется незамеченным моей матерью. За все годы эту женщину ни разу не заметили с выбившимися черными прядями из прически. Она твердо верит в безупречный внешний вид и не может беспокоиться о тех, кто таковым не является. Она не ужасная женщина, просто склонная к суждениям, заносчивая. Она продукт своей работы.