Судьба найдет на сеновале

Донцова Дарья

Софья опять потерла спину.

– Но я отвлеклась. О чем мы говорили?

Глава 31

– О Дмитрии Яншине, – напомнил я.

– Верно, – поморщилась Софья. – Съемки для фанатов я делала всегда после того, как народ с площадки уйдет. Зачем людям мешать? Тот день не был исключением. Хожу себе, фоткаю, зашла за декорацию и услышала стук – так дверь гримвагена хлопает. Интересно мне стало, кто в ореховский вагончик полез или вышел оттуда, я высунулась из-за фальшстенки. Гляжу, по ступенькам Яншин спускается. Только он скрылся, створка снова открылась, оттуда Нина вынырнула, растрепанная, грим смазан. Не успела она выйти, как у нее мобильный

заорал. Орехова его вытащила и запела: «Леша, мы только что закончили. Лишний час проковырялись, реквизит подвел – неправильно кухню выставили, долго ждали, пока переделают. Уже еду, даже умываться не стала. Целую. Как всегда! Люблю тебя». И шасть к парковке, где ее роскошная красная тачка стоит. Я ногами к земле прилипла. Много ума не потребовалось, чтобы сообразить: Нина мужу рога наставляет. Съемка катила как по маслу, даже, наоборот, на сорок минут раньше завершилась. Сразу понятно стало, почему Орехова кандидатуру Дмитрия на роль своего сериального супруга так отстаивала. Правда, я не думала, что у них это серьезно. Актеры на съемках часто романы крутят, но такая любовь ненадолго, закончат работать, и досвидос. А Дима вон чего устроил – на похороны явился, скандал закатил. Кто его пропустил? Посторонние за ограждением до сих пор ждут.

– Уже нет, – произнес я, – вон толпа к ритуальному залу ринулась.

– Пошли скорей, – засуетилась Киркина, – успеем туда до народа войти.

– У вас есть телефон или адрес Яншина? – спросил я.

– Конечно, – ответила Соня. – Сейчас дам.

* * *

Рядом с друзьями Сухорукова, киношниками и Вероникой Григорьевной мы с Соней садиться не стали, устроились поодаль у стены с венками. Люди медленно шли мимо заваленного цветами гроба.

Мать актрисы сидела сгорбившись, но не плакала. А вот Алексей Игоревич периодически прикладывал к глазам платок и вытирал набежавшие слезы. За время траурной церемонии помощник неоднократно подавал олигарху сухие платки. Один раз прислужник оказался нерасторопным и уронил очередной использованный платок. Сухоруков что-то сказал парню, и тот живо его поднял. Я увидел крохотное облачко пыли, взметнувшееся вверх, и вздохнул: ритуальный зал вроде выглядит чистым, но на самом деле это, оказывается, не так. В ту же секунду по спине пробежал озноб – почему здесь так много пыли? Да и пыль ли на полу? Возможно, из трубы крематория вылетает пепел и попадает в помещение, где родные прощаются с покойными. Мне тут же захотелось выйти из помещения и встать под душ. Я машинально отряхнул лацканы пиджака и посмотрел на Сухорукова. Алексею Игоревичу как раз притащили чистый платок, и олигарх вытирал им залитое слезами лицо.

Наконец поток фанатов актрисы иссяк, двери ритуального зала заперли, гроб закрыли крышкой, и он под тихую музыку уехал за бархатные занавески.

– Разрешите считать церемонию завершенной, – заученно произнесла дама-распорядитель. – Нина Орехова навсегда останется в наших сердцах.

Я вышел на улицу, распрощался с Соней Киркиной, пожелал ей удачи на съемках в Белоруссии и начал звонить Максу. Но у Воронова включался автоответчик, пришлось оставить сообщение. Выйдя за ворота кладбища, я сел в машину и поехал к Яншину.

Хлынул ливень, и Москва незамедлительно встала в гигантской пробке. Изображение на экране навигатора меня не обрадовало, стало ясно, что метаться между предлагаемыми маршрутами бессмысленно. Если поеду по Третьему кольцу, то потрачу час сорок, а если двинусь партизанскими тропами, уложусь в девяносто пять минут. В жизни бывают ситуации, которые надо просто принять, бороться с ними бесполезно. Я вырулил на проспект и, чувствуя себя собакой в стае, черепашьим шагом двинулся к намеченной цели.

Дмитрий жил в дышащей на ладан пятиэтажке. Прежде чем выйти из машины,

я осмотрел сквозь тонированное стекло убогое, вот-вот готовое рухнуть здание, возведенное, похоже, в конце пятидесятых годов прошлого века. Потом отъехал на соседнюю улицу, достал из багажника сумку и переоделся на заднем сиденье. Вместо пиджака и аккуратных брюк теперь на мне красовались мятые, не очень чистые джинсы, растянутый серый пуловер и черная заношенная ветровка. С тяжелым вздохом я влез в разбитые грязные ботинки. Терпеть не могу нечищеную обувь, но сейчас это завершающий штрих к образу полицейского средних лет, который к своим годам не сделал карьеры и получает нежирную зарплату за тяжелую нудную работу без выходных и праздников.

Я пересел вперед и полез в бардачок. Где коробочка с обручальным кольцом? Пусть бедный служака будет хоть в семейной жизни счастлив. Еще нужно фальшивое, но отлично сделанное удостоверение. Правда, в нем написано «следователь», но покажите мне человека, который станет внимательно изучать документ участкового! Завершив трансформацию, я вышел из машины и пешком отправился назад, к пятиэтажке Яншина.

Консьержки в доме, естественно, не было. Впрочем, лифт тоже отсутствовал. Очутившись на первом этаже, я сразу наткнулся на квартиру под номером двадцать один. Дверь у нее была самой обычной, деревянной, здорово ободранной и хлипкой на вид. Следов звонка я не обнаружил и постучал в филенку. Неожиданно створка сама собой приоткрылась, моему взору предстала крошечная прихожая.

– Господин Яншин, вы дома? – спросил я.

– Чего надо? – донеслось из глубины квартиры.

Послышалось шлепанье, и появился герой-любовник в затасканном спортивном костюме.

– Вы кто? – нелюбезно осведомился он.

Я вынул из кармана удостоверение и, быстро показав, убрал его назад.

– Участковый Иван Павлович Петров. На вас поступила жалоба, вы устроили сегодня дебош на кладбище.

Дмитрий втянул голову в плечи и забормотал:

– Мужик, пойми, я сорвался… не удержался… Хоронил любимую женщину…

Я сделал каменное лицо.

– Это навряд ли. Претензии выдвинул муж покойной, уважаемый человек, бизнесмен Сухоруков.

Яншин вздохнул.

– Ага. Он супруг по закону, а я по любви. Нина хотела с Алексеем развестись. Ее заставили за него замуж выйти.

– Мусульманка? – прищурился я.

– Кто? – вскинул брови хозяин квартиры.

– Покойная.

– Нет. С чего вы взяли? – удивился Яншин.

– Вы сказали, ее заставили замуж выйти, – напомнил я актеру его собственную фразу. И, старательно изображая из себя тупого служаку, добавил: – Наши-то бабы сейчас такие, что на них надавить нельзя, совсем от рук отбились.

– Нина была актрисой, – устало произнес Дмитрий. – Орехова. Слышали фамилию?

Я почесал в затылке.

– Нет. Не хожу по театрам. Некогда.

– Она в телесериалах играла, – уточнил Яншин. – Неужели не знаете? И я тоже актер, очень популярный.

Я сдвинул брови.

– Разве известный человек в такой дыре жить станет? У звезд дома многоэтажные, с бассейнами.

– Как раз строю коттедж, – похвастался Яншин, – эту нору временно снял.

– А-а-а… – протянул я. – Ясно. Так чего мне с заявой делать?

– Порвите ее, – предложил Дмитрий.

– Права не имею, – нахмурился я, – должен разобраться, выяснить, записать, что случилось, отреагировать. Вы мне честно ситуацию доложите, тогда я скумекаю, как поступить. Считаете себя невиновным? Или вы вообще ни при чем, оболгали вас?

– Действительно я поступил некрасиво, – пробормотал Яншин. – Теперь буча поднимется, а Нина шума не любила. Если как на исповеди покаюсь, можно дело замять? Вообще-то после смерти Нинуши мне плевать, что будет, даже в тюрьму с радостью сяду. Но она бы скандала не хотела, а я ее подвел.