Судьба открытия
Шрифт:
Зберовский сорвался с постели:
— Телеграмма? Мне? — Он просунул руку за дверь. — Дайте же скорей!..
Вот и все. Как можно было сомневаться в Сапогове! Прощай, теперь, уездный Яропольск!
С торжествующей улыбкой он рвет пальцем бандероль, разворачивает телеграфный бланк. Еще секунда… Но…
Но нет, Сапогов тут ни при чем: не от него.
Сейчас лицо Зберовского напряжено до предела. Буквы прыгают перед глазами. А его сердце уже захлестнуло новой радостью — другой, вовсе неожиданной.
Он закричал хозяйке:
— Откройте
Никогда он этак торопливо не покрикивал. Ну, дело ясное: депеша не к добру. Млея от любопытства и волнения, Настасья Лукинична со всех ног кинулась в кухню. Зашипела на девчонку Глашку, сестрину племянницу, — погнала ставни открывать. Сама схватилась сыпать угли из печи в утюг.
Зберовский же, в спешке одеваясь, не расставался с телеграммой. Перечитывал ее в третий, пятый и десятый раз:
«Сегодня поездом номер одиннадцать буду Яропольске Прошу встретить
Допустим, у нее пересадка с поезда на поезд. Вздор! Здесь не бывает пересадок. Отсюда только ветка на заводы. Так почему Зоя будет в Яропольске?
И Зберовский метался по комнате. Она у него большая, забитая всяческим хламом. В ней лишь полки с книгами принадлежат ему, а остальное все хозяйское.
Жил столько времени — не замечал, а теперь почти с ужасом увидел, до чего его жилище неприглядно.
Он представляет себе: вот Зоя входит сюда. Сразу против окна на стене, на обоях, огромное пятно. Облезлый, низкий потолок. Тот стул — со сломанной ножкой, этот — с продавленным сиденьем. Комод, о котором хозяйки говорили, что перешел им по наследству от их мамаши, покойной попадьи.
Зберовский удивленно смотрит на ворох бумажных цветов, стоящих в углу на комоде. Неужели они были у него в комнате всегда? Вообще бумажные цветы как бы символ яропольского мещанства. А эти вовсе скверны. Пыльные, засиженные мухами.
Подумав: он эти уберет, а надо бы найти живые хризантемы, — Зберовский бросился к столу, где бритвенный прибор. Нужно быстрее побриться, если он хочет хоть что-нибудь успеть!
Настасья Лукинична принесла ему горячую воду, ушла, но тотчас заглянула снова:
— Григорий Иванович, там вас допытывается человек один.
— Как — допытывается? Кто?
— Прислуга Расторгуевых замужем за ним… Мужик обыкновенный. Стрелочник, что ли, с железной дороги.
— Чего ему надо?
— Вас видеть самолично требует.
— Ну, сюда позовите его!
Когда посетитель вошел в комнату, Зберовский извинился перед ним за то, что принимает во время бритья, предложил сесть и спросил, чем может быть полезен.
А путевой сторож, поздоровавшись, но ничего не объясняя, достал из-за пазухи смятый, слегка замасленный конверт. Подал его. Сам попятился к двери.
Зберовский
Внизу: «Н. Осадчий».
Осадчий! Боже мой! Какими судьбами?!
«Дорогой Гриша! Сейчас я недалеко от нашей прежней мансарды. Живу без адреса. Пользуюсь внезапной оказией, поэтому тороплюсь. Пишу о главном.
Я с большой просьбой. Если к тебе в ближайшие месяцы обратятся порознь два-три моих товарища, сославшись на меня, то приюти каждого из них у себя в квартире. На сутки или на двое — там сколько понадобится. Выдавай их за своих петербургских друзей. Они тебя не обременят. А меня этим очень, очень обяжешь. Необходимо крайне.
Тебе понятно, что их визит не должен привлечь к себе чьего-нибудь ненужного внимания.
Может статься, и я чуть попозже заеду. Тоже попрошу приюта у тебя. Расскажу кое-что интересное. Сейчас некогда писать.
Я на тебя твердо полагаюсь, Гриша. Верю тебе.
Взгляд Зберовского вскинулся от записки к человеку, принесшему ее. Но его в комнате уже не оказалось.
В какой-то момент промелькнуло смутное ощущение тревоги. Однако тут и радость; и даже сам оттенок тревоги будто поднимает Зберовского в собственных глазах. Он возбужден. Мысли вьются, сталкиваются друг с другом.
Вот телеграмма Зои.
Как же они с Зоей будут: кстати ли им — конспиративная квартира? Ничего, Зоя не станет возражать…
Ведь она же едет! Подъезжает к Яропольску!
Нынче у него в гимназии лишь один урок. К черту всякие уроки! До уроков ли сегодня!..
И вдруг снова стук в дверь. Голос Настасьи Лукиничны:
— Григорий Иванович, к вам опять!
Вытирая шею и лицо одеколоном, Зберовский выглянул из комнаты. У кухни стоит Вахрамеич, гимназический служитель. Держит шапку в руке.
— Зачем пришел? — спросил Зберовский с досадой.
— Вас господин инспектор велели позвать. Чтобы вы к ним — к девяти часам. Они уже в гимназию прибыть изволили…
— Пусть он убирается куда угодно! — неожиданно крикнул Зберовский. — Так ему и передай! Ясно тебе?…
4
Туман такой густой — домов на другой стороне улицы не видно. Позднее утро, но, словно в сумерки, темно.
До прихода Зоиного поезда осталось сорок пять минут.
Зберовскому хотелось бы приехать на вокзал на паре лошадей, в хорошем экипаже. Однако все попытки наспех где-нибудь нанять их оказались бесполезными. Не удалось найти даже обыкновенной извозчичьей пролетки.