Судьба по имени Ариэль

Ярушин Валерий Иванович

Выступив для узкого круга политиков, нас повезли в центр Франции — знаменитый горнолыжный курорт Клермон-Ферран, где ежегодно проходил карнавал. До бразильского было ему, конечно, далеко, но все впечатляло: машины с открытым верхом, на котором разыгрывались какие-то сцены, люди в национальных одеждах, духовые оркестры, сплошь и рядом… Вот и мы, одевшись в яркие концертные костюмы, влились в праздничные колонны. Я сразу вспомнил нашу первомайскую демонстрацию. Только здесь почему-то все были трезвые и веселые, здесь мне было не совсем понятно…

Проходя мимо трибуны с мэром, нас объявили, и под взрывы аплодисментов, мы в ответ прокричали: «Слава советским металлургам, ура-а-а-а-!»

А дома уже ждет неутомимый Яшкин с новой идеей — сценарием новой крупной формы. «За землю русскую» — так называлась рок-дума на тему «Слова о полку Игореве», годом которого объявила международная организация ЮНЕСКО. Валерий Константинович вновь меня убедил, что на этот раз мы с ней поедем по нескольким странам. В 1985 году исполнялось 800 лет знаменитому славянскому писанию, и я опять «окунулся» в серьезную атмосферу. Однако, предыдущие крупные работы несколько вымотали меня, и я, к сожалению начал повторяться. Хотя к этому времени мы обладали мощными звуковыми возможностями, Стас приобрел вокодер — пение через клавиши, для которого я писал много сольных кусков. Но Яшкин мыслил стереотипно, подгоняя под предыдущие работы, материал. Филармония

раскошелилась на очень дорогие костюмы, даже холодное оружие, в мастерских оперного театра делались декорации. Стас был вновь в отрицательном образе хана Кончака, противостоящим князю Игорю — Льву Гурову. Особенно эффектным у хана был головной убор — балахон с рыжей лисицей! Премьера в Москве в кинотеатре «Новороссийск» прошла не так, как бы я хотел — скромновато. Были приглашенные важные гости, бомонд, но «кайфа», какой был в «Пугачеве» — не было… Отсутствовал трепет — самое важное составляющее любого успеха.

К сожалению, рок-дума просуществовало недолго. Никуда мы за кордон, с ней не поехали, и через полгода ее эксплуатация сошла на «нет». Время рок-опер, увы, ушло, и публика требовала чего-то необычного. Свято место пусто не бывает, и, как бы, дождавшись своего часа, тяжелый металл «хлынул» на подмостки! Вообще, 1985 год принято считать годом Горбачева, это при нем многое стало вдруг доступно, в том числе и вышедшие из подполья, музыкальные группы. Суперпопулярные «Черный кофе» и «Ария» собирали полные залы и даже стадионы. Глупо было бы последовать за ними. И ведь, многие ремесленные группы начали обезьянничать. Вообще, наши российские музыканты особо грешны в одном: в погоне за модой, сломя голову, начинают, попросту, «воровать» у фирменных западных групп все, что можно, забывая, где они живут. А русская мелодика, песнопение не приемлет подобного, для нее нужен другой подход. Это не значит, что все поголовно должны углубиться в фольклор, нет! Но западный зритель не такой уж дурак, чтобы безоговорочно принять наших доморощенных «Роллингов». Он снисходительно, и даже умиленно наблюдает за всеми нашими опытами. Единственно, кого они уже давно признали — это наших джазменов, которые заставили мир говорить о русском джазе уважительно. И, главным образом, потому что он стоит на наших национальных истоках. А слово «попса» у нас приобрело унизительный смысл! Конечно, наш хард-рок, и вообще, российская тяжелая музыка, еще весьма молодая, чтобы делать какие-то выводы, но именно «Черный кофе» и «Ария», тогда, на мой взгляд, что называется, «нащупали» русскую «тропинку» и, спустя несколько лет, заставили говорить о себе в превосходной степени!

1986 год, «Баба Яга»

Несмотря на загранпоездки, кризис в группе усиливается, четверо болеют «инфантилизмом», Каплун постоянно ворчит. ЧП случилось в магнитогорском цирке. У Бори с Шариковым постоянно были какие-то колкости, но тут Каплун так вспылил, что чуть не бросился с кулаками на Серегу! «Не выйду, говорит, на сцену, если Шариков будет работать»! Ни дать, ни взять — ультиматум! Уговоры не помогали. Уже конфиденциально, в сторонке, я по-обещал Боре, что уберу Шарикова, но только давай доиграем этот концерт — публика ведь не виновата! Через полчаса суровый Каплун стучал на арене…

Но, приехав домой, узнаем об очередной «загранке», и все конфликты утихают. На этот раз — Испания! Коммунисты быстро подсуетились, и информация о нас проникла в страну басков еще до нашего приезда. Прямо в аэропорту нам сунули газету «Эль паис», где на первой странице красовался ансамбль «Ариэль» — для нас это была большая честь! Тут же странный вопрос одного корреспондента: «А почему вы называетесь по-испански?» Оказалось, что Ариэль в Испании — популярное мужское имя. Мы-то знали еврейского лидера Ариэля Шарона, а тут — тоже… Короче, я перевел стрелки на советского писателя-фантаста Александра Беляева, и от меня отстали. В день приезда испанцы сразу потащили нас на телевидение. Это было круто! Местные коммунисты особенной популярностью не пользовались, но к ним относились очень уважительно. Поэтому форум коммунистов, который мы обслуживали был под пристальным вниманием прессы. Мне, как «особоговорящему», надели наушники, сказали, что через пять минут — живой эфир, и что в «ушах» будет перевод. Волнуюсь, как на экзамене! Все таки — государственный канал, на всю Испанию! И вот — заставка, музыка, и белозубая сеньора что-то мне лопочет, а перевода в наушниках нет… Я давно не испытывал такое чувство страха и беспомощности, как в этот момент! Но, видимо, язык сам собой начал молоть заученные фразы в «борьбе» с советскими корреспондентами. Я, не дожидаясь перевода, решил, что первый вопрос — наводящий, поэтому быстренько сообщил, кто мы и откуда. В наушниках что-то щелкнуло, и второй вопрос был уже с переводом. Позже я узнал, что с первым ответом попал «в точку»! — «Не могли ли вы что-нибудь нам исполнить, прямо здесь?», — «проворковала» милая дама. И под левину двенадцатиструнку в «до-миноре» зазвучал «Ой, мороз, мороз». После передачи, испанцы сказали, что мы произвели прекрасное впечатление, и что во время съемок было куча телефонных звонков… Буквально через полчаса мы были уже в объятиях Первого секретаря компартии Испании Игнасио Гальега. Он был в полном восторге от нашего выступления, сказав, что мы подняли престиж его партии на очень большую высоту. Нас посадили в шикарный автобус и повезли в местечко Эскориаль, где расположена знаменитая усыпальница испанских королей, находящейся в 60 километрах от Мадрида. Политфорум проходил на месте какого-то туристского лагеря. Нам объяснили, что днем раньше здесь гуляли фашисты, а теперь, вот, арендуют коммунисты… Веселенькое дело!.. Днем, на репетиции около меня вилась симпатичная девчушка по имени Сильвия Морено. Пятнадцатилетняя розовощекая, грудастая прелесть очаровала меня! Перейдя на английский, я уже начал что-то понимать. Пококетничав, мы даже обменялись адресами. (Позже, дома, я узнаю, что это была любовь с первого взгляда. Ее короткие два письма на испанском, полное трепетных чувств, на которые я ответил по-английски, обмен фотографиями и на этом все, к сожалению, закончилось. Конечно же, любовь к «дочке» была бы нереальной, но во мне шевельнулось какое-то давнее светлое чувство с холодком в душе, словно окунулся в юность…)

Вечерний концерт затягивался. Нам сказали, что после дебатов делегаты с удовольствием расслабятся под нашу музыку. Но на часах был уже час ночи, а коммунисты рьяно о чем-то спорили друг с другом… И начало испанского концерта мы занесли в свою книгу рекордов, как самый поздний в истории — он начался в пол-второго ночи! Но политики оказались «балдежными». Как будто не было многочасового заседания, они почти все время плясали! После концерта к нам подошел маленький пожилой мужчина и с акцентом произнес по-русски, причем «окая»: «Спасибо, ребята, хорошо играете!» — «Как же вы хорошо говорите по-русски!» — отпарировал я. — «А я — ивановский детдомовский!» — заявил испанец. И тут о него мы узнали интересную историю, что он, оказывается, ребенком был заброшен в 1939 году в СССР. Спасая от войны, во время правления генерала Франко, наша страна приняла множество испанских детей, разместив их, в нескольких советских городах. Так наш знакомый Хуан, попросту, Иван, попал в детдом, вырос, женился, нарожал двух детей, и, после горбачевской оттепели вернулся в родную Испанию. К сожалению, его жена с дочерью остались в Союзе, а сын уехал с отцом, и теперь у них на двоих скромный бар в Мадриде, причем в русском стиле! Иван похлопал нас по плечу и сказал: «Пойдемте, я вас угощу!» От «шарового»

в нашем коллективе еще никто не отказывался! Мы подошли к уличному ларьку и мужичок важно произнес: «Ладно, в Мадриде я вас угощу своим, а здесь что пить будете — вашу русскую, московскую, или нашу испанскую ХУНЬЮ?» — Мы переспросили: «Чего-чего?» — И, не дождавшись ответа, дружно прыснули со смеху, догадываясь, о какой «хунье» идет речь. Видимо, ему хотелось по-русски, по-простому ругнуться, а у него все равно получилось по-испански!.. В общем, «наклюкались» мы этой «хэ» порядком… Получив суточные в виде испанских песет, задумались — как бы их удачно потратить? В оргкомитете успокоили: «После обеда дадим хорошего шофера, который знает все лучшие торговые точки Мадрида.» — Я спросил: «А по-русски он говорит?» — Говорят: «Нет, но в этом нет необходимости…» И вот, вооружившись большими сумками (нам нужно было много всего и дешевого), поехали на закупки. Первое смутное подозрение у меня вызвало то, что он пропускает маленькие лавчонки, и выруливает в центр столицы… И вот, первая стоянка. Испанец распахнул дверь и жестом предложил: пожалуйста! Мы раскрыли рот от удивления: перед нами стоял знаменитый «Ля корте инглес» — супермаркет — гордость мадридцев. Все сверкало чистотой и блеском! Мы зашли, словно в музей! Сразу ринулись в детский отдел, взглянули на витрины и всем стало плохо… В кармане у каждого было по 600 песет, а детские ясельные пинетки стоили 700! «Ты куда нас привез?» — почти хором закричали мы, естественно, на русском, и, естественно, с матюгами! Он удивился не меньше нашего, и по-английски выдал: «А у нас лучше нет!» Видимо, подумал, что бешеные советские миллионеры специально «понтят»… Удрученные, поползли в автобус. Увидя из окна следующий магазин, даже не вышли из машины… «Вези домой!» — запричитали мы, чуть не плача. Бедный шофер с печальным видом направил машину в лагерь. Где-то, на полдороге, остановились на заправке. На ней располагался ларек с промышленными товарами. Это было то, что мы искали! Надо было видеть испуганные глаза испанского шофера, который видел, как с индейским гиканьем «советико туристо» опустошали этот «секонд хэнд!» Заполнив сумки каким-то тряпьем на тридцать советских рублей, каждый, наши глаза засияли от настоящего счастья!.. Утром меня срочно вызывают в штаб, говорят, просят руководителя позвонить по такому-то телефону. Я звоню в полной уверенности, что это люди из посольства, но отвечает старческий голос на испанском. Попросил к переводчицу помочь, и глаза лезут на лоб… Из Мадрида звонил старейший мастер по изготовлению классических гитар, делающий инструменты для самого Пако де Лусия — мировой знаменитости! Старый коммунист Теодоро Гонсало желает подарить советскому ансамблю свою гитару. Оказывается он внимательно смотрел телепередачу, мы ему очень понравились, и он загорелся мыслью, чтобы его ручную работу оценили на родине Ленина, сделав нам соответствующий подарок! В последний день мы улетали поздно, поэтому имели возможность в Мадриде сделать три очень важных дела: побывать в музее «Эль прадо», получить презентабельную гитару, и «наклюкаться» «хуньи» у Ивана в его баре… Как ни странно — все это нам удалось! После посещения музея, взяли переводчицу и прямиком, к гитарному мастеру! Перед нами предстал красивый испанский старец с сединой в висках, сигарой в зубах, и хрипучим луи-армстронговским голосом. На стене, в стеклянных саркофагах, с приборами, определяющих влажность, висели красавицы-гитары. От мастера мы услышали целую лекцию, чем отличается классический стиль от «фламенко», услышали — как надо правильно играть. А главное, Теодоро с любовью долго говорил о нашей стране, сказав, что его сын-гитарист недавно гастролировал в Москве, что он — убежденный коммунист, и гитара, которую он дарит, должна звучать на родине Ленина! Увидев, что тот курит сигары, я протянул ему коробку с кубинскими сигарами, и, оказывается, подарок ему очень понравился. На всякий случай спросили, сколько может стоить эта гитара. «Я думаю, двести тысяч песет!» — ответил мастер. Попрощавшись, решили идти на третье «дело» — «обмыть» гитару! В своем баре нас уже ждал Иван. Переступив порог, зазвучала до боли знакомая музыка «Светит месяц». Смотрим на стену — висят балалайка и лапти, любовно расположенные в центре. И за стойкой — хозяин с сыном и приготовленной «хуньёй». Дальше — все в «тумане»! Помню только что для испанских таможенником вновь звучал «Ой, мороз, мороз»…

Из Испании наш путь шел прямо в Челябинск с пересадкой в Москве. Сразу с аэропорта нас повезли к Торговому центру, где мы должны были выступить на празднике, посвященном 250-летию родного города. На балконе этого громадного универсама уже стояла аппаратура, но для такого мероприятия очень слабенькая. Но нужно было работать в любом случае, тем более, что толпа внизу насчитывала, как нам потом сказали, тысяч двадцать! Зрители заняли все пространство по набережной, вдоль реки Миасс, это впечатляло! Через две песни, чувствую, кто-то сбоку машет мне рукой. Это человек из городской администрации дает отмашку: прекратить выступление. Оказывается, в толпе начались волнения и «качка», что грозило смертельными последствиями для людей. Милиция не справлялась, и мы так и не продолжили концерт, обидно!

Читаю местную газету с хит-парадом: мы — третьи после «Динамика» Володи Кузьмина и «Веселых ребят». Уже и «Песняры» не котируются, да….. время, время, время.… Но в филармонии, Марк Борисович, особо не грустит: «Подожди, тебе скоро звание светит, вот тогда…» Я плохо понял, что он имел в виду, потому что в ансамбле появился глубокий застой, и я уже не знал, как выкарабкаться. Вернее знал вместе с Каплуном — что надо делать, но дожидался какого-то особого случая смены состава. Худрук Валерий Дмитриевич Стрельцов вызвал меня и говорит: «Тебе пора в партию!» Я честно так говорю: «Да не созрел я для этого!» Тот: «Тогда тебе заслуженного не видать!» И здесь я понял: все равно «затащат». Да и звание тогда получить было очень престижно. Тут я вспомнил смешной случай с одним известным артистом. Как известно, звания бывают: «заслуженный артист РСФСР», затем, по ступеньке вверх — «народный артист РСФСР» и, наконец, самое почетное — «народный артист СССР». Популярный в то время якутский певец Кола Бельды не имел никаких званий. Как-то Леониду Ильичу Брежневу намекнули, мол, негоже — певец известный, надо бы «заслуженного…» На что тот ответил: «Заслуженного надо заслужить, пущай в народных походит!…» Так «чукча» сразу стал «народным»…

Пришлось вновь «штудировать» учебник истории, и запоминать даты съездов РСДРП. Рекомендовали тогда меня в ряды КПСС Стрельцов и…. Олег Митяев. На «экзамене» я все-таки «облажался», назвал не тот год какого-то съезда, но получив три с «натяжкой», меня туда все же впустили… Каково же было мое удивление, когда на партсобрании я увидел известного фигуриста Игоря Бобрина, и не поверил — он ли это? Все оказалось просто: пока мы ездили, наша филармония приобрела ленинградский бобринский балет на льду. Жили они все в Питере, но числились на челябинском балансе, чудно! Потом я узнал, что и известная певица Людмила Сенчина имеет такое же прямое отношение к Магадану, живя в Москве.

Едем к старым знакомым, молдаванам на фестиваль «Мэрцишор», но что это?… После гобачевского антиалкогольного указа, праздником называть концертные мероприятия стало просто ненужным делом. Жуткая скучища, как в зале, так и на сцене. Встречи за столами строго запрещены, артисты уезжают недовольные… Нельзя было с нашим народом так поступать, ведь ущербы нанесены не только виноградникам, но и душам людей… Вот и в Томске: видим в зале: вроде — аншлаг, а народ не аплодирует, уходим «под стук собственных копыт». Прихожу в филармонию, говорю: «Чего это все у вас такие сонные?» — А мне отвечают: «Ой, ребята, вам не повезло, у нас сейчас месячник абсолютной трезвости идет, люди оттого и злые…»